Белая береза

Перейдя на восточный берег Вазузы, Озеров сам начал руководить переправой. Он все время торопил людей. Изредка на мгновение вспыхивал его фонарь, и свет его, падая на речку, мелкими блестками растекался по встревоженной, беспокойной стремнине.

Когда речку перешла последняя группа солдат, капитан Озеров справился:

- Теперь все?

Бойцы начали оглядываться.

- Все!

- Пошли!

Но тут выступил вперед Матвей Юргин:

- Погодите, один отстал!

- Кто это?

- Боец один. Где же он? Куда он делся? Он же шел за нами! - Юргин присел, чтобы лучше присмотреться к реке, волнуясь позвал: - Андрей, где ты? Андрей!

XXV

На всю жизнь Андрей запомнил эту ночь.

Когда товарищи начали переходить реку, он приотстал и задержался у берега. Снимая сапоги, он присмотрелся к реке, и тут будто скребницей шаркнули по его спине. Быстрая стремнина проходила мимо в кромешной мгле, разделяя мир надвое: один - на этой, другой - на той стороне. Мир на этой стороне теперь был страшен для Андрея, но все же давно знаком и пройден насквозь; мир на той стороне загадочен, наполнен таинственной тьмой, какую редко встретишь на земле, и в ней дрожат совсем неземные огни. Река Вазуза была теперь рубежом, разделявшим надвое не только мир, но вместе с ним и его жизнь. Что ждет его за этой рекой? Андрею показалось, что позади опять очень внятно раздался голос отца: "Обратно? А скоро ли?"

Андрей не думал отставать здесь от своих однополчан - в душе своей он был уже солдат. Он лишь боялся того, что случится с ним впереди, и потому невольно задержался на берегу. Услышав голос Матвея Юргина, он встрепенулся, схватил сапоги, разом вскочил и бросился в смолевые воды Вазузы. Он торопился, шумно дышал, двигая ногами, а у самого стержня запнулся о камень на дне и упал, оглушив себя плеском воды. Поднявшись на ноги, он еще более заторопился и второпях забрал сильно влево, где был большой омут...

Услышав сильные всплески на реке, Матвей Юргин вновь крикнул:

- Андрей, это ты?

Андрей кое-как выбрался на берег. Не отвечая, он полез на обрыв, раздирая кусты ивняка. Он вылез, с хрипом двигая широкой грудью. С его одежды стекала вода. Только передохнув, он сказал устало и сумрачно:

- Чего ж ты... кричишь тут?

- Как - чего? А что ты отстал?

Андрей отряхнул руки и, сдерживая дрожь, ответил:

- Мало ли отчего... Сапог вот потерял!

Солдаты подступили к нему ближе.

- Сапог? Тьфу, вот угораздило!

- Это как же помогло тебе?

- В омут попал, - все так же сумрачно пояснил Андрей. - Глыбь - во! Едва вылез.

Подошел Озеров. Осветив лицо Андрея фонариком, он сразу узнал его, переспросил:

- Ты что, сапог потерял?

- Я так пойду, - сказал Андрей смущенно.

- Зря все же потерял, - пожалел Озеров. - Теперь у нас ничего нет, беречь все надо. Как же быть? Застудишь ведь ногу, а?

- Застудит, - сказал Юргин. - Да он еще весь мокрый... Вон какой!

- Тогда стой, брат, раздевайся! - приказал Озеров и обратился к солдатам: - У кого, товарищи, есть что-нибудь лишнее?

Солдаты быстро надавали Андрею необходимой одежды. Но свободной обуви, конечно, не оказалось, пришлось обвязать левую ногу портянками да куском плащ-палатки. Надев все сухое, Андрей быстро согрелся, и ему стало так хорошо, так приятно среди однополчан, как еще не было никогда. "Свои все, - подумал он растроганно. - Как семья одна..." И он пошел от Вазузы, все больше и больше радуясь теплу в себе и тому ощущению, что вокруг него близкие, почти родные люди.

И тут Андрей подумал, что их полк, хотя и понес большие потери, все же продолжает жить. Андрей был так обрадован этой мыслью, что в его душе быстро стало гаснуть чувство обездоленности, какое мучило его до реки. Шагая в толпе однополчан, он теперь уже не вспоминал картины разгрома и смерти и не думал о том, что ждет его впереди, за бескрайней ночью, кое-где освещаемой мертвыми огнями.

Он шел на восток, думая о жизни.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Птицы покидали родные места гнездовий. Проходя по лесам, полям и болотам, осень безжалостно гнала их на чужбину, не давая отдыха в пути. В просторной вышине слышались печальные клики журавлей. Утки табунились на озерах. Черные тучки скворцов, подхваченные ветром, высоко мельтешили над осенней землей.

В Ольховке хорошо было слышно, как шла бомбежка близ Вазузы, а затем временами стало доносить приглушенный гул орудийной пальбы. Ерофей Кузьмич знал, что немцы миновали деревню стороной, по большакам, и сразу понял: у реки начался бой. Много раз выходил Ерофей Кузьмич на крыльцо и напряженным темным взглядом всматривался в даль востока. Лицо его каменело от тяжелых раздумий.

В доме установилась кладбищенская тишина. У всех валилась из рук работа. Все сидели по углам или бродили молча. Украдкой друг от друга, с тоской смотрели на восток.

Марийка крепилась больше всех в доме и больше всех страдала. Весь этот день, наполненный шумом листопада, она жила, со страхом прислушиваясь к тому, что говорило ей сердце.

Под вечер Ерофей Кузьмич спохватился: надо было надежно прикрыть от чужого глаза яму под рябиной, где утром еще спрятали зерно и лишнее добро.