Белая береза

Со стороны, сопя, к Андрею вдруг бросилась человеческая фигура и опрокинула его на землю. Андрей потерял автомат, но тут же вцепился в своего врага. Рыча, они заметались в густой и мокрой траве. Под руки Андрея попало лицо врага; в безумстве, утроившем силы, он начал рвать его нос, глаза, губы... Вспомнив о ноже, Андрей начал поспешно искать его у пояса, но тут же почувствовал, что летит навзничь от сильного удара в грудь. Его спасло чудо. Он вновь успел вцепиться в одежду врага, и они вместе, перевертываясь клубком, покатились на дно воронки. Только здесь Андрею удалось всей грудью навалиться на своего врага и выхватить нож. Он не знал, в какое место ударил его, но отчетливо услышал, как хрустнуло его тело...

Вырвав нож обратно, Андрей брезгливо отбросил его в сторону, второпях почему-то не подумав о том, что он может еще пригодиться для борьбы. Но фашист стал сильно разбрасывать руки и выгибаться. Андрей опять навалился на него, прижал к земле и впервые закричал:

- Сержант, помогай!

У края ямы послышался голос Олейника:

- Ты где? Где?

- Сюда!

Олейник прыгнул в яму, прямо на Андрея.

- Что ж ты? - сказал Андрей, откидывая его плечом.

- Тьфу, черт! - проворчал Олейник. - Тьма какая!

- Помогай! - еще раз выдохнул Андрей.

Гитлеровец снова забился, захрипел, пытаясь закричать. Андрей ударил его по лицу, зажал рот, а затем, торопясь, забил его заранее припасенной тряпицей.

- И откуда его черт нанес? - прошептал он облегченно, чувствуя, что гитлеровец выбился из сил и затих. - Ну, я тащу, а ты - следом. Только живо надо! Захвати мой автомат. Вот здесь где-то...

Не стихая, стучали немецкие пулеметы, над головами брызгало красным светом от пуль. Олейник сказал тревожно:

- Как пойдешь? Бьют же кругом!

- Утащу! Лощиной!

Взяв гитлеровца за руки, Андрей рванул его от земли, забросил на спину, встряхнул, как привык встряхивать тяжелые ноши, и осторожно полез из ямы.

- Пошли! В случае чего прикрывай огнем!

На передовых немецких постах всполошенно, наперебой стучали пулеметы и дрожали, осыпая цветень, сигнальные ракеты. Струи пуль брызгали над полем. Сгорбясь, Андрей шагал крупно, не оглядываясь; ноги гитлеровца бороздили по земле.

Олейник шел позади. О побеге он думал все время, пока шел в разведку, до той минуты, когда немцы схватили Терентия Жигалова. А потом он так был поражен его требованием и стрельбой Андрея, что как-то незаметно потерял свою тайную мысль. И только теперь, сделав около сотни шагов за Андреем, вспомнил о ней. "Куда уж тут теперь к черту пойдешь? - подумал Олейник, каждую минуту сжимаясь от близкого свиста пуль. - Только высунься из этой лощины - и каюк! И оставаться теперь нельзя. Как встретят - пропал. Сразу поймут, что в разведку ходил..." И он шел и шел за Лопуховым и даже посматривал напряженно, чтобы не потерять его из виду в лощине, залитой туманной мглой.

Когда осталось метров двести до траншеи, сержант Олейник догнал Андрея и, подстроясь под его шаг, спросил:

- Тяжел?

- Тяжел, окаянный! Даже взопрел я. - Андрей остановился. - Дух от него тяжелый, вроде бы псиной несет...

- Передохни, - предложил Олейник. - Дай я понесу немного. Да жив ли он?

- Еще живой. А крови, видать, много из него ушло.

- Ну, давай я!

Опустив гитлеровца на землю, Андрей сказал горько:

- Терентий-то, а? Умру - не забуду его!!

- Да, пропал парень!

- И как ведь вышло!

Олейник потащил гитлеровца к блиндажу, откуда уходили в поиск. Разведчиков уже поджидали. И поджидали с беспокойством: все понимали, что с ними произошло что-то неладное. Только Олейник уложил пленного на землю, вокруг раздались голоса и начали вспыхивать фонарики. Первым подскочил лейтенант Юргин.

- Олейник? Ты? Остальные?

Подходя к блиндажу, Андрей услышал чей-то бойкий голосок в траншее:

- Ребята, Олейник-то, сержант-то, а? Вот отличился, ребята! "Языка" припер! Пошли глядеть! Да вон, у блиндажа.

Юргин доложил Озерову по телефону о результатах поиска. Тот приказал Юргину, Лопухову и Олейнику вместе с пленным немедленно прибыть на командный пункт полка.

Пленный гитлеровец оказался обер-ефрейтором. Он умер перед восходом солнца. Но перед смертью он все же успел показать, что немцы нанесут удар на участке дивизии утром 7 ноября...

XIX

Батальон капитана Шаракшанэ стоял в резерве.

Вечером он должен был выступить на передний край.

На восходе солнца, когда Олейник и Андрей еще были на командном пункте полка, Кузьма Ярцев одним из последних вылез к огню. Его била крупная, лошадиная дрожь. Он начал совать руки в огонь. Петро Семиглаз подивился:

- Шо тебя такая трясучка взяла?

- Пр-р-ромерз, - ответил Ярцев.

- А по моей думке, у тебя зараз не так утроба, як душа дрожит. С чего так?

- А душа не мерзнет?

- Яка душа!

Подошла кухня. Все отправились к ней с котелками. Возвратясь в шалаш, Умрихин с недовольством повертел в руках свой котелок, грустно промолвил:

- Что-то нынче скуповат повар.

- Шо, мало?

- Да ты погляди: какая это порция?

- Казенный харч - известный, - поддакнул Петро Семиглаз. - Помереть не помрешь, а до бабы не потяне.