Белая борьба на северо-западе России. Том 10

Генерал граф Пален, командир корпуса, отдался своему начальнику штаба Видякину, эрзац-офицеру, который в это время уже не годился для боевой операции, хоть и был честным человеком.

Вы знаете, что я отличался и прежде резкостью, а тут с Видякиным обнаглел и чистил его вовсю, и потому, что сам себя считал идейным и честным борцом с большевиками, и потому, что год борьбы с ними дал мне опыт и имя, и потому, что мои предупреждения оказались верными, и потому еще, что к непосредственным бойцам я был гораздо ближе, чем они.

Князь Ливен все не приезжал, хотя у нас его все с нетерпением ждали и верили, что он выручил бы свое детище из дальнейшей гибели. Прибывшие из Парижа письма князя Ливена читались нарасхват, но сам он из-за плохого состояния раны не приезжал. Этим воспользовались наши недоброжелатели и, когда мы стали около эстонской границы и не были в состоянии не только перейти в контрнаступление, но и удерживать позиции в наступившие морозные ноябрьские дни, тут штаб корпуса, с разрешения армии, попробовал поставить нового начальника Ливенской дивизии (теперь пятой).

Сперва приехал генерал Перемыкин, потом командовал полковник Бобошко, но ни один из них армии уже не спас. Дни пребывания армии около эстонской границы были для войск ужасны. В пределы Эстии армию не пускали – в это время в Юрьеве заключали мир, – а держаться не было ни сил, ни возможности.

В момент армейских, политических, стратегических и тактических неудач из армии начинают уезжать сперва генерал Родзянко, потом Юденич, его начальник штаба генерал Вандам, генкварт генерал Малявин и пошло, и пошло. Что-то хотел сделать генерал Глазенап, но он оказался человеком несерьезным – в результате быстро вылетел из пределов Эстонии. В Риге он выругал эстонцев так, что они, обозлившись, все вымещали на еще не разбежавшейся бывшей армии, затрудняя и жизнь и возможность выбраться из Эстии. Латыши тоже стали внимательней относиться к чинам армии, имевшей таких несерьезных руководителей. Развал армии дошел до апогея. Кое-как кто-то из агентов «тети», за цену всего, что было в армии ценного, чуть ли не включительно до обручального кольца на руке и креста на груди, добился выпуска нас на территории Эстонии, и тут пошла косить армию вошь.

Через границу нас пропускали с условием сдачи оружия. Под предлогом розыска оружия нас обыскивали, и во время обыска эстонцы брали все, что им нравилось.

Не приходится говорить о том, что они делали с вещами, которые были на повозках, но, обыскивая персонально, они сдирали золотые часы даже у таких лиц, как командир корпуса генерал Арсеньев. В этом случае, чуть ли не при помощи «тети», часы были отданы, но в общем жаловаться было некому, а потому и царил произвол.

Я, сдав дивизию 18–20 ноября 1919 года, выбыл окончательно из строя и потому еще, что и женка, и Юрочка, которые не хотели больше со мной расставаться, после «прелестной» жизни под владычеством большевиков в Риге заболели, и я хоть раз имел возможность о них позаботиться. К сожалению, это было уже поздно для Юрочки. 1 декабря он умер; похоронили его в Нарве. Умер он от воспаления легких, простудившись во время отступления.