…Мы нелегально (без ведома эстонских властей) жили в Нарве у сердобольных людей до тех пор, пока это было возможно. Тиф в Нарве и вообще в расположении армии свирепствовал ужасно. Люди умирали, как мухи осенью. Тут было что-то ужасное. Два раза перебираясь с одного пункта расположения в другой, мы все же относительно прилично устроились. Я продолжал числиться командиром бригады, но отказался от всякой работы с лицами, подобными Глазенапу, а таких за последнее время в армии набралось более чем достаточно. Поселился я в центре интернированной армии, но все же в 14 верстах от своей, теперь 5-й дивизии (все-таки наименование «Ливенская» уничтожили – сменою начальников дивизии). Начали поговаривать о перевозке солдат армии по всему земному шару (в Бразилию тоже предполагалось), но уехать удалось лишь «балаховцам» (это авантюрист, но о своих работниках заботится до конца) и отдельным лицам, имевшим какие-нибудь документы, доказывающие их принадлежность к какому-нибудь вновь образовавшемуся государству. За неимением иного выхода, некоторым пришлось отправиться в Совдепию «на милость победителя». По большей части такие приходили прощаться со слезами на глазах. Участь этих лиц, как слышно, была незавидной, а ведь среди ушедших были прекрасные люди, мечтавшие не о большевистской России. Некоторых же эстонцы безжалостно выгоняли за свою пограничную проволоку и таким образом отдавали их в руки врагов. Протесты даже иностранцев почти не помогали. Особенно нетерпимо к русским относился старый русский офицер полковник Тениссон, командир 1-й Эстонской дивизии. Другие были более или менее сдержанны. Мир Эстонии с Совдепией был заключен. Северо-Западную армию послали в леса и болота на работы и поставили в такие условия, что каждый бежал куда мог, лишь бы уйти вон из пределов своей бывшей союзницы Эстии, которой в свое время оказали очень большую помощь. В это время ко мне началось форменное паломничество. Все хотели выбраться куда угодно, лишь бы не сидеть в Эстии. Веру в армейское начальство потеряли, так как каждый начальник считал почему-то за благо обманывать армию разными обещаниями. Я тоже ничего сделать не мог за весьма редкими исключениями. Ко мне приходили отчаявшиеся люди и говорили: «Вы нас вывезли из нашей родины, вы и дайте нам возможность туда вернуться». Большинство людей в отряде было из Латвии. Я имел возможность оставить Эстию еще в январе 1920 года – у меня были необходимые документы и в консульстве были необходимые указания, но «удрать» от тех, кто со мною шел в опасные минуты боя, я не решился и вот остался среди тифа с женкой для того лишь, во-первых, чтобы хоть словом, а иногда и делом кое-кому кое-как помочь, во-вторых, чтобы пробовать стучаться всюду и искать какого-нибудь выхода, и, в-третьих, чтобы никто мне здесь, в Латвии, не смел бы сказать, что я их бросил. Так до 15 февраля 1920 года я работал в самом центре бывшей армии, после же 15 февраля мы перебрались в Юрьев, где мне было легче работать, так как из Юрьева я имел возможность ездить по всей Эстии без особых на то разрешений, в случае же надобности мне эти разрешения выдавали из штаба 2-й дивизии, кроме этого, здесь же, в Юрьеве, были мои хорошие офицеры, решившие мне помогать. В марте 1920 года я был на Русском съезде в Ревеле. Здесь в качестве товарища председателя я работал по улучшению положения русских людей, а по закрытии съезда в Юрьеве работал в Комитете эмигрантов, где был казначеем и где мне удалось многое сделать для своих чинов.
Провожало нас из Юрьева очень и очень много народу; провожали нас очень тепло: жене поднесли много цветов, и мы тронулись в беженском поезде на Ригу.
К. Ар-ский
Генерал-партизан Булак-Балахович273
Неписаные законы войны всегда выявляют «легендарных героев». Таковыми иногда бывают заслуженные военачальники, иногда простые солдаты типа Кузьмы Крючкова в Первую мировую войну. Наряду с проявленным действительным военным талантом и храбростью, подвиги их с течением времени обрастают все более и более фантастическими подробностями.
Во время Гражданской войны в Северо-Западной армии таким «героем» был, как сам он себя называл, «атаман крестьянских и партизанских отрядов батько Булак-Балахович». Однако, в отличие от других «легендарных», имел он, помимо поклонников, немалое число недругов, приписывавших ему всевозможные злодеяния и рисовавших его как авантюриста и чуть ли не разбойника.
Цель настоящей статьи на основании имеющихся материалов из истории Северо-Западной армии попытаться объяснить ряд ошибок, допущенных этим безусловно незаурядным человеком.