– Он знает, – вздохнул дон Ромес и виновато посмотрел на дону Милагрос. – Он пришёл ко мне последнему, встал в моём доме, как будто он тут хозяин, и сказал: «Всё это представление – для тебя, старик. Знаешь, зачем? Чтобы сейчас, перед тобой, мне уже не было необходимости что-либо говорить. И мне ведь не нужно, верно?» Что я мог ответить… Он убил Херонимо и чуть не убил Милагрос, только чтобы я сдался сразу.
– Прекрати, – резко оборвала его дона Милагрос. – Ты не виноват. Он бы всё равно показал свою силу, потому что никто из нас не сдался бы без боя. Ублюдок просто знал это с самого начала и не стал терять времени.
Дон Ромес покачал головой и снова вздохнул.
– Так или иначе – он хочет пустить на сплав почти всё, что мы добываем и выращиваем, а мы-то, чтоб вы себе понимали, использовали не больше десятой части. И триста лет ни единой душе до нас дела не было, как Милагрос подметила.
– Но если вы увеличите производство в десять раз, то, даже если человек в шляпе уйдёт, на его место придут другие, потому что теперь всем будет до вас дело, – закончила за него Тора.
Дон Ромес кивнул, покрутил в ладонях стакан и проговорил, опустив глаза:
– Одно зло тянет за собой другое, и так оно бывает всегда. Когда это колесо начинает крутиться, оно только и набирает обороты, пока само не развалится и не переломает шеи всем, кто окрест ошивался.
Дона Милагрос допила вино и налила себе ещё. Лирна тихонько поворошила начавшие было затухать поленья в камине. На другом конце улицы залаяла собака, ей ответила другая, поближе, и ещё одна, в соседнем дворе, и снова стало тихо. Дон Ромес поднял глаза на Тору.
– Вот твоя правда, джедай, – сказал он. – Достанет ли тебе такой платы?
– Вполне, – ответила Тора и протянула пустой стакан доне Милагрос.
Дона сверкнула на неё глазом, но вина налила.
Тора подняла стакан и кивнула сначала ей, потом дону Ромесу.
– Я Тора, а это – мой падаван, Лирна. Мне достаточно ваших слов и вашей платы. Мы поможем.
Она глотнула вина, поставила стакан на стол, сняла и бросила рядом шляпу, взглянула на дону Милагрос и добавила:
– Но всё-таки немного денег мы тоже возьмём.
Дона Милагрос несколько мгновений смотрела на неё молча, а потом расхохоталась.
– Надо разделить их, – говорила Тора чуть позже, разглядывая спроецированную дроидом голо-карту Милес-Ардена. Лирна стояла позади, сцепив пальцы на спинке стула и склонившись над её плечом. Дона Милагрос сидела напротив, скрестив руки на груди. Дон Ромес, откинувшись в кресле, неторопливо скручивал самокрутку.
– Когда вы начинаете сбор? – спросила Тора, подняв глаза на дону Милагрос. Та пожала плечами.
– Через день-два. Сборщиков меньше, чем обычно, но тянуть дольше нельзя.
– Думаешь, он отправит своих людей следить? – спросила Лирна, и Тора качнула головой.
– Я бы отправила. Но для этого достаточно пары человек, а нам бы избавиться от половины. Можно заставить его послать туда больше людей, если он подумает, что там проблемы. А ещё лучше – и правда их устроить.
– Это можно сделать, – согласилась дона Милагрос. – У меня ещё есть надёжные люди, которые будут готовы рискнуть.
– Если у вас ещё и меткие стрелки есть – они пригодятся. Всех остальных надо будет предупредить, чтобы оставались в домах.
Она наклонилась вперёд, положив локти на колени, и крутанула карту перед собой.
– Если удастся увести половину его людей на поля, он сам с частью должен остаться здесь. Нужна будет причина. Чтобы он остался, и чтобы он вышел. Мы не в том положении, чтобы осаждать его дом.
Дон Ромес щёлкнул зажигалкой, глубоко затянулся и выпустил облако дыма.
– Я это обеспечу.
Тора кивнула.
– Нужно будет рассчитать время.
– Когда? – спросила дона Милагрос.
– Послезавтра? – предложила Тора. – Успеем?
– Да, – согласилась дона Милагрос, и они обе посмотрели на дона Ромеса.
Дон Ромес выпустил ещё одно облако горьковатого дыма, вздохнул и сказал:
– Значит – послезавтра.
Ещё через пару часов, когда всё было спланировано, сонный Джено отвёл их обратно в гостиницу. Дона Милагрос чёрной тенью скользнула между домами. Дон Ромес, проводив всех, с кряхтеньем опустился на нагретую Джено ступеньку, закурил самокрутку и сидел, пока три самых ярких звезды этого неба не поднялись над горизонтом одна за другой, отметив середину ночи.