Белая дыра

Ни одной развалюхи, ни одной кучи золы, более того, ни одной дохлой кошки в канаве, как, впрочем, и ни одной канавы — ничего, чем славилась прежняя Новостаровка, не осталось и в помине. Была лишь невероятная для здешних мест чистота и такая красота, что могла лишь присниться. Да и то не всем. Жилища смотрелись так трогательно и душевно, будто выросли вместе с деревьями и травой естественным образом. В них не было тщеславной роскоши особняков новых русских, а лишь спокойная, уютная простота совершенства. Приятно шершавая, теплая и мягкая, как ладонь, материя покрывала дороги, тропинки, мосты и мостики, обтекая деревья и лужайки. В отличие от асфальта была она совершенно безопасна для детей и подвыпивших граждан. Хочешь — бегай босиком, хочешь — играй в футбол, хочешь — падай. Иной раз так человек шлепнется, что, кажется, и костей не соберешь, а он встал и пошел. Ни шишки тебе, ни ссадины, ни царапины. Причем покрытие это самоочищается, впитывает лишнюю воду и, смотря по времени суток или сезону, меняет цвет, дабы соответствовать настроению природы и не утомлять человеческий глаз однообразием. О жилищах рассказать вообще невозможно, их надо видеть. Каждый дом не похож на другие, каждый по-своему красив, а все вместе они составляют такой гармоничный ансамбль, что даже у человека, неискушенного в архитектуре, невольно наворачивалась слеза умиления, а из уст вырывался мат, полный нежного изумления. Все эти жилища, улицы и закоулки составляли как бы один дом.

И что особенно удивительно для сельской местности, нигде не видно коровьих лепешек и следов тракторных гусениц. Дело даже не в самоочищающемся асфальте и не в особой интеллигентности новостаровских коров и трактористов. Скотина она везде скотина, и еще ни один трактор не ходил на цыпочках. Дело в том, что план села был настолько продуман и все устроено настолько удобно для жизни, что люди, животные и машины не мешали и не портили впечатления друг другу… На стыках огородов были сделаны проходы для скота. Выпусти туда буренку, и она, как шарик по желобу, непременно попадет к месту сбора стада. Что касается самодвижущихся механизмов, то ни один из них, исключая жука, не допускался на улицы. Новостаровка, если кто помнит, стоит на возвышении, на холмах, как бы на зеленом облаке. И эта особенность была удачно использована Охломонычем. В это возвышение были прорыты четыре туннеля во все стороны света, которые сходились в центре под гулким сводом. Это был как бы общий погреб, куда свозились, минуя чистые улицы зерно, картофель и прочие запасы. Туннели были связаны спиралеподобными норами с каждым домом. Все, что могло испортить впечатление и оскорбить вкус новостаровцев пряталось под землю. Помимо общего погреба под каждым домом был свой, такой большой и такой уютный, что в нем не только можно было хранить продукты, но, случись на то необходимость, и жить со всеми удобствами. В подземной Новостаровке все было так же продумано до мелочей, все радовало глаз. И многие новостаровцы предпочитали большую часть времени проводить именно в ровной сухой прохладе подземелья под высокими гулкими сводами. Как облака отражаются в озере, так и Новостаровка отразилась под своими холмами — чисто и опрятно.

Охломоныч в творческой лихорадке и сам сон потерял и замучил квартирующую в нем душу, выводя из терпения внутренний голос все новыми и новыми идеями переустройства Новостаровки. Много чудес сотворил Охломоныч, но самое чудное было то, что он совершенно бросил пить. Ведь отчего пьет русский человек? Душа у него большая, безразмерная — вот в чем беда. Весь мир в нее влезет, и еще немножко места останется. Ему и дело нужно по душе — огромное, вселенское. А на долю достается какой-нибудь случайный пустяк. Муравьиные хлопоты. Вот мужик и заливает бездонные пустоты души всякой гадостью, не подозревая о причинах смертной тоски. Но уж если душа опьянена делом, какой смысл в водке? Если человек получает удовольствие от дела, он и работает, как пьет — до полного самозабвения, до чертиков в глазах. Идей у Охломоныча было больше, чем комаров на неждановских болотах.

— А что если, скажем, такое облако над Новостаровкой запустить, а на нем еще одну Новостаровку построить. Это можно? — не давал он покоя подселенной душе.

Чужая трезвая душа фыркала, как кот, которому вместо мяса подсунули редиску, и отвечала совершенно неинтеллигентно: «Можно. А на хрена?»

— Красиво.

«Красиво. Только на хрена собаке крылья?»

— У собаки нет крыльев.

«И очень хорошо».

Узрев град, воссиявший на холмах у озера Глубокого, взглянули новостаровцы друг на друга и удручены были без меры собственной тусклостью. До умиления прекрасен и благолепен был град, будто сотканный из чистой материи облаков, но уродливы и кургузы жители его. И, почувствовав себя тараканами, ползающими по лику божьему, устыдились они самих себя. В великом стеснении потупили мутные очи недостойные ангельских жилищ.