Возможно, потому, что в тот последний свой приезд в Винницу он был слишком поглощен другим
и весь трепетал от желания скорее покончить со всеми этими благословениями Ицхака на смертном одре. Хотя, что уж там… сердце щемило – он ведь понимал, что никогда больше не увидит дядьку. А тому все время хотелось говорить о маме, только о маме, – и это было мучительно. Шалавой он ее не называл; после той драки он вообще в присутствии Захара никогда не упоминал о Ритке. И даже когда ежегодно они собирались и шли на кладбище с веником, тряпками, ведром и секатором, это называлось: привести в порядок могилы.
– Она, твоя мама, была очень умной, понимаешь? Но кроме ума в ней и это было, это ужасное, кордовинское… что никому не дает покоя!
И Захар молчал, давая ему вылить всю желчь и горечь, скопившуюся со дня маминой смерти.
– Это такая ужасная порча в крови, порча, Зюня, ты мне поверь… Дед Рува помнил этого их темного «Испанца», говорит, был страшный человек, то уезжал черт-те куда, и пропадал месяцами, то приезжал опять… Будто его гнала по свету какая-то нечистая сила. Ходили даже слухи, что он кого-то порешил и потому всю жизнь бегал. То он был Кордовер, то Кордовин, то еще черт знает кто… и уж при нем всегда какое-то оружие. И врал все время, все он врал…
– Дядь Сём, ну брось, хрен с ним, все это до нашей эры было. К чему ты сейчас-то?
– Нет, Зюня, я хочу, чтобы ты подальше бежал от этой чумы в твоей крови, чтоб ты другим был… И помнил, помнил! Да… так я – что? Погоди… все, говорю, он врал. Утверждал, что его предки были, не смейся: пираты…
Захар невесело рассмеялся:
– Пираты? Пу-ну…
– Ты не веришь, а я увераю тебя. Он, когда умирал, велел на могильном камне выбить, что, это… мол, тут лежит комендант… как это… постой…
– Ну, молчи уже, ты устал. Разговорился, тоже мне…
– Сейчас точно вспомню… А!Здесь, мол, лежит «Командант-майор гражданской гвардии острова Кюрасао, консул Нидерландов в Уругвае». Как тебе это нравится? Старый человек, знает, что умирает… и такое шутовство, непотребство… паскудство такое! – велит на камне – на могильном собственном камне! – выбить… Вот! А ты говоришь…
– А что за Кюрасао? Есть такой остров?
– Да он всё врал! – надсадно прохрипел дядя Сёма. – Всё!
– Японский, что ли, остров?
– Хуже. Малые Антильские острова. Наверное, в атласе каком высмотрел. Не веришь – можешь сходить на старое кладбище, там его могила. Прочесть не получится, тогда на иврите выбивали. Но кораблик в волнах – увидишь.
– А, черт! – заинтересованно воскликнул Захар, – так это его могила, с корабликом? Яна ней в детстве сидел… Хм! Кем он мне приходится, говоришь? Пра-пра…дед, чтоли? Забавно…
Помолчал и вновь протянул:
– Заба-авно…