Белая горячка. Delirium Tremens

Мэн притронулся к правому боку Седого. Из-под ребер выпирала брусчатка Красной площади. В ответ на прикосновение Седой опять помочился кровью. Мэн посмотрел сквозь крышу на небо, услышал тихое воркованье и легкий голубиный топот. Затем он протянул внезапно потеплевшую руку к брусчатке. И на глазах учеников брусчатка стала исчезать, и через несколько минут живот Седого стал абсолютно симметричным. Он недоверчиво глянул на правое подреберье, помял его, а потом контрольно помочился в плошку. Внимательно посмотрел на мочу и произвел анализ.

– Чистый портвейн! – констатировал он. – И ни капли крови…

Дабы удостовериться в истинности исцеления, плошку пустили по кругу. Все ученики подтвердили, что да, в моче Седого содержится чистый портвейн без малейшей примеси крови. Мулла подтвердил сей факт со слов других учеников. Потому что вера запрещала ему пить вино. Тем более нацеженного из члена неверного.

Тогда ученики упали на колени и возблагодарили Мэна за чудесное исцеление Седого. Тот тоже встал на колени, поцеловал край одежды Мэна и сказал с удовлетворением:

– Спасибо тебе, Мэн. Учитель то есть. Наконец-то я избавился от этого проклятого цирроза. И теперь умру, наверное, от алкогольного психоза.

И в подтверждение своих слов тут же выбросился из окна. И несмотря на то, что окно находилось в нескольких сантиметрах от земли, разбился насмерть. Выскочившие ученики, несмотря на темноту, обнаружили на его губах удовлетворенную улыбку.

– Возможно, вскорости, – задумчиво сказал Мэн, – в его очередной жизни мне придется исцелять его от алкогольного психоза… Но, скорее всего, он воскреснет здоровым…

– Воскреси его, Учитель, – робко попросили Жук и Каменный Папа, – хороший мужик…

– Зачем? – вопросом ответил Мэн. – Тому, кто ушел с радостью, мое воскресение не нужно. О нем позаботится Господь. Ибо именно Ему Седой вручил свою дальнейшую судьбу… Так что покончим с этим вопросом…

И все замолчали и стали укладываться спать.

31 Поутру они проснулись, предали земле тело достигшего своей мечты Седого и как-то все разом захотели есть. Бывший Насморочный несколько нагло потребовал от Мэна хлеба и рыб. На что Мэн посоветовал в поте лица добыть хлеб и в том же поте рыб. Как завещал Господь Адаму и последующим поколениям. Тогда Насморочный встал в позу и продекламировал:

– Птицы небесные не жнут, не сеют, а пропитание имеют! – И гордый своим знанием, сел в стороне на камень. Как бы не требуя ответа. Как бы посрамив Мэна. Как бы вынуждая его из ничего сотворить хлеба и рыб.

Мэн же, не говоря ни слова, подошел к Насморочному, взял за шиворот и подбросил в воздух. Тот шлепнулся на камень, на котором сидел. И во второй раз подбросил Мэн бывшего Насморочного. И в третий. И каждый раз Насморочный ударялся о камень. После третьего раза Мэн, отряхнув руки, спросил:

– Понял?

– Не-а, – честно ответил ушибленный Насморочный.

– А вы? – обратился Мэн к остальным ученикам.

Те с дружным энтузиазмом отрицательно замотали головами.

– Так вот, – заговорил Мэн, – птицы небесные действительно не занимаются сельскохозяйственными работами, а пропитание имеют. Но вы, я имею в виду тебя, – ткнул он пальцем в ушибленного, – забыли, что птицы целыми днями летают! Чтобы добыть себе червяка насущного. Долбают клювами кору деревьев, чтобы выковырять личинку для своих птенцов. И не думают о дне завтрашнем. Потому что не умеют думать. И это такой же труд для птицы. Как и для человека добывание хлеба насущного в поте лица. А что касается пота лица у птиц, то его просто не видно. Потому что лицо у птицы покрыто перьями. Так что, если кто из вас не хочет потеть, пусть сначала научится ЛЕТАТЬ. Поэтому, друзья мои, пошли на берег моря, наловим рыб и часть их обменяем на базаре на хлеб.

Сказано – сделано. В течение часа в водах Галилейского моря было наловлено достаточно рыб. Чтобы часть их обменять на базаре на хлеб и легкое вино, которое не опьяняет, а утоляет жажду телесную и возбуждает духовную. И ученики сели вокруг Мэна, дабы утолить эту самую духовную жажду. И только Мэн приступил к учению, как к ним подошел мелкий римский начальник с четырьмя вертухаями и потребовал удостоверения личности. Удостоверения не в смысле документов, а в смысле того, чтобы каждый удостоверил каждого. Когда же ученики с трудом для понимания начальника удостоверили друг друга, а потом указали на Мэна, назвав его Равви, или Учителем, мелкий римский начальник поскреб шлем, глубокомысленно посмотрел на висящий на груди крест, потеребил его и сказал:

– Слышали… Это ты говорил в Вефиле слова, противоречающие словам Господа нашего Иисуса Христа?..

– Сын мой, – отвечал Мэн, – ни слова против слов Господа нашего Иисуса я не сказал. Господь наш Иисус учил одними словами Предвечного. Я учу другими. Но и те, и другие исходят от Отца нашего. Предвечного, Премудрого и Всеблагого. И нет между ними противоречия.

– Кто может засвидетельствовать истинность твоих слов? Кто может засвидетельствовать их истинность в последней инстанции? – спросил мелкий римский начальник.

– Господь наш и я, – отвечал Мэн.