Белая, как молоко, красная, как кровь

Ложусь в постель и не могу уснуть. Представляю Беатриче, и словно тяжесть на сердце ложится. Совсем не такое ощущение, как при виде какой-нибудь потрясающей красавицы. Бывают такие красивые девушки, что дух захватывает. А Беатриче словно тяжесть какую-то опустила мне на сердце, и нужно нести её, это приятная тяжесть… должно быть, таково свойство настоящей любви. Не просто любви, когда голова идёт кругом, а любви, которая пригвождает тебя к земле, как сила тяжести.

Я так и уснул, не погасив света, глядя на картину, которую подарила Сильвия. Представлял себе, будто стою у руля этой лодки, и рядом со мной Беатриче, и мы плывём на остров, где осуществятся все наши мечты. И маргаритка в её огненно-рыжих волосах, сверкающих на солнце…

Как сказали бы комики Альдо, Джованни и Джакомо, спроси меня, счастлив ли я. Да, по крайней мере в мечтах.

Наконец возвращаюсь домой. Завтра Рождество, и меня выписывают. Знаешь, какая это радость… Только рука всё ещё остаётся в гипсе: целый центнер гипса! Но сначала я должен оставить письмо Беатриче, и потом, когда она тоже выйдет из больницы, мы встретимся. Все будет замечательно, и мы станем жить счастливые и довольные.

Жду ночи, в это время в больнице повсюду слышен только храп, доносящейся из палат, словно кабанье хрюканье. Запахи болезней во сне слабее, как и боль. Я вложил своё письмо в новый конверт, который попросил купить Сильвию. Заклеил. Неслышно, крадучись, направляюсь в отделение Беатриче. С каждым шагом на душе всё легче, а сердце словно превращается в дом, который Беатриче уже начала обставлять, по своему желанию перемещая в нём вещи, чувства, мечты, планы. Повторяю про себя письмо, которое помню наизусть, как будто каждое слово в нём отделилось от бумаги и живёт собственной жизнью.

Дверь в палату закрыта. Осторожно приоткрываю её и, затаив дыхание, подхожу к кровати Беатриче, ожидая уловить её лёгкое дыхание, её запах.

Кровать пуста. Покрывало не тронуто, застелено аккуратно, без единой складочки.

Сажусь на кровать. Сжимаю, комкая, письмо. Моя мечта – как те воздушные змеи, которые мы делали с папой, когда я был маленьким. Долгие месяцы мастерили мы их, а они потом ни за что не хотели лететь. Только однажды поднялся ввысь наш воздушный красно-белый змей, но дул такой сильный ветер, что шнур вонзился мне в руку, и я отпустил его, не вытерпев боли.

Вот так, влекомая ветром, улетает теперь прочь и Беатриче. Пытаюсь удержать её, но боль от шнура, который удерживает её у моего сердца, всё сильнее… Как Терминатор во сне, сворачиваюсь калачиком, боль постепенно утихает – ведь лежу на постели, которая приютила Беатриче. Сегодня ночью буду спать рядом с нею, даже если она и улетела отсюда.

– А ты что здесь делаешь?

Эти слова прерывают мое пребывание на бескрайней белой кровати. Если бы эта полная медсестра не знала меня, досталось бы мне весьма и весьма.

– Я искал Беатриче…

Отвечаю так искренне, что обезоруживаю эту женщину с её добрым, как у всех полных медсестёр, сердцем, способным любить запах больных.

– Она вчера выписалась.

Молчит и внимательно смотрит на меня.