Белая, как молоко, красная, как кровь

Когда прихожу к Беатриче, она пишет дневник. Как и Сильвия. Встречает меня улыбкой и просит помочь. Её дневник никто не читает, но мне она разрешит, если буду записывать под её диктовку.

– Поможешь писать, тогда дам почитать, – говорит она, и мне кажется, будто я оказался в комнате, где хранятся все секреты на свете.

Дневник – это тетрадь в красной обложке с нелинованными страницами. Худшее, что могло меня ожидать…

– Беатриче, я не умею писать на нелинованных страницах. Могу всё испортить.

Говорю это, глядя на аккуратные строки Беатриче. Вверху листа справа стоит дата, а ниже лёгким, красивым, ровным почерком изложены мысли Беатриче. Страница похожа на белое платье весенним днём, когда дует лёгкий ветерок. Читаю абзац, который она завершает так: «Дорогой Бог…» Неужели «Дорогой Бог»?! Ну да: «Дорогой Бог». Беатриче пишет письма богу. Весь дневник состоит из коротких писем богу, в которых она рассказывает о своей жизни, делится своими тревогами, радостями, печалями, надеждами. По её просьбе читаю вслух последнюю часть только что написанного письма, чтобы продолжить там, где она остановилась.

– «… Сегодня очень устала. Мне очень трудно писать Тебе. А так много хотелось бы сказать, но утешаюсь тем, что Ты и так всё знаешь. И всё же мне нравится рассказывать Тебе обо всём, это помогает лучше понять происходящее. Спрашиваю себя, вернутся ли ко мне там, на небе, мои огненно-рыжие волосы… Если Ты подарил их мне такими красивыми, то, наверное, потому, что они нравились Тебе, они полны жизни. Так, может быть, они вернутся ко мне?»

Читаю и чувствую, что голос у меня дрожит от волнения, еле справляюсь с ним.

– А теперь пиши ты: «Сегодня я так устала, что трудно писать, заболела рука. К счастью, Ты послал мне Лео, одного из моих ангелов-хранителей…»

Никогда не считал себя хранителем, и уж тем более ангелом, но возражать не хочется. Лео – ангел-хранитель. Звучит красиво. Беатриче между тем о чём-то задумалась, устремив в пространство свои зелёные глаза.

– Ты счастлива, Беатриче?

Помолчав немного, она задумчиво отвечает:

– Да, счастлива.

Когда снова, оторвав взгляд от дневника, поднимаю на неё глаза, вижу, что она уснула. Ласково глажу её по голове, и мне кажется, будто я приласкал её слабость. Она не почувствовала моего прикосновения. Спит. Долго, наверное с полчаса, смотрю на неё и молчу. И видится мне где-то вдали что-то пугающее, чему никак не могу найти названия. Перечитываю то, что мы написали. Я помог Беатриче приоткрыть душу. Сделал это своим корявым, неровным почерком, строки сползают… Замечаю это только теперь. Не умею писать на нелинованной бумаге. Кажется, будто все слова катятся куда-то вниз по крутому склону, пока не разобьются…

Потом пришла её мама, и я попрощался с ней. Она поцеловала меня в лоб, и я, не зная, что делать, обнял её. Судя по тому, как она благодарит меня, вижу, что поступил правильно. С тех пор как пытаюсь жить за двоих – и за Беатриче тоже, – придумываю уйму правильных вещей. Это любовь, думаю я, ведь я чувствую себя счастливым: счастье – это когда любишь. Сегодня отправлюсь выгуливать Терминатора, и буду выгуливать его, даже если придётся делать это всю жизнь. Беатриче не может этого сделать, а я могу. Это ведь тоже жизнь.

Если Беатриче пишет богу, значит, он определённо существует.