Когда я вошёл, юноша не пошевелился, лишь дёрнулся слегка, смотрел всё так же исподлобья. Я не садист по натуре, но вот сейчас ужасно захотелось им стать. Накатило, как недавно на Саторина, хотя и по другой причине. Не люблю, когда меня пытаются убить — защищаться так хлопотно.
Я неспешно подошёл и сел на край постели. Разоделся на мероприятие как принц, очки тёмные и те не забыл, перчаточки напялил для полноты образа. Шляпы сейчас, к сожалению, не носят, но локоны я расположил как мог эффектно. Красота. Ядовитая приманка, похоже, оказанной ей чести не оценила, как не впечатлилась, и когда я до этого с ней обнимался. Меня небрежение рассердило. Неужели попался фанатик? Просто убить, ничего не получая взамен, казалось мне нечестным. Я такие деньги за него отвалил, а тут ни пользы, ни удовольствия. В принципе, следовало передать добычу спецам покруче меня, но это значило делиться, а я, как уже говорил, не люблю.
Я погладил его ровную спину, убрал волосы с лица, наклонился, чтобы вдохнуть полной грудью запах страха. Боялся человек давно и сильно, устоявшийся ужас измучил его так, что происходящее вокруг скорее могло обрадовать, нежели устрашить, поскольку вытаскивало со дна кошмара. Я решил для начала использовать те способы воздействия, которые потребуют от меня минимальных усилий.
— Как тебя зовут? — спросил достаточно дружелюбно.
Он вздрогнул, и я получил ещё один косой взгляд.
— Бент.
Странное имя, но не мне придираться.
— Ты очень симпатичный, Бент.
— Ну так возьми от меня всё, что считаешь нужным, как и хотел.
Он послушно повернулся, открывая шею, жилка на ней напряглась, привлекательно, вкусно — так многообещающе, что у меня голодный комок скатился от горла к желудку, породив короткий спазм внутри. Вот я балбес: не потрудился поесть перед воспитательным процессом и теперь смотрю на испытуемого как кот на сметану. Хочется сорвать с себя претенциозные тряпки, приникнуть к тёплому и живому существу, выпить кровь, неспешно сцеживая капли, наблюдать за агонией, смакуя мгновения. Одна мысль о том, что я могу безнаказанно и любым способом убить этого человека заводила до безумия. Я так редко позволял своей сути полностью вырваться на волю. Ох уж эти гуманные времена! Иногда они выглядят несерьёзными.
Я могучим усилием воли заставил себя отвлечься от упоительных картин, которые с готовностью рисовало воображение. Ладно, сбегаю позднее в самый мрачный район нашего славного города и проделаю всё задуманное с каким-нибудь бродягой, которого никто не станет искать. Я иногда позволял себе такие шалости, а трупы сбрасывал в крабовые затоны — клешнястые бестии сжирали подношение за считанные часы.
— Позднее, милый! — сказал я. — Сначала поговорим.
Я продолжал поглаживать тёплое плечо человека, и он невольно расслаблялся под действием этой простой ласки. Я его понимал: трудно постоянно жить в нервном напряжении, душа иссыхает, я вампир, знаю. Иногда кому угодно готов броситься на грудь, лишь бы нашлось на свете существо готовое оградить тебя от невыносимости бытия.
— Хорошо, — послушно сказал он.
— Откуда ты?
Он назвал один из пригородов как раз рядом с ямами, куда я отправляю осушенные до донышка тела. Жертва как по заказу, но даже в тех немногих словах, что я от него слышал звучал выговор иных мест, да и пахло от него иначе. Когда человек всю жизнь кормится дрянью с тамошних заводов, он пропитывается ею насквозь. Я, как потребитель, в курсе. Поначалу неприятно пить кровушку нищих аборигенов, потом привыкаешь, но Бент привлёк именно тем, что его аромат звучал нотой совсем иной жизни.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать семь.
— Обидно попасть с сети загонщиков, когда жизнь только началась.
— Да, — сказал он коротко.
Смешно, но сквозь его отчаяние пробилась робкая и ничем не оправданная надежда. Ему неимоверно захотелось жить. Я был уверен, что на диверсию он пошёл с открытым лицом, но мужества часто хватает на один рывок, а не на долгие размеренные страдания. Я понял, что сломаю его без особого труда. Ещё немного понежу, а потом накрою неистовой болью, от которой никуда не спрятаться, и которая тем страшнее, что палач — не мясник при клещах и дыбе, а изысканный красавчик с натуральными белокурыми локонами.
— Иногда из самой горькой ситуации находится приемлемый выход, — продолжал я коварно, ощущая под ладонью призывную дрожь его нетронутого ещё тела.