Белая Кость

Обхватив себя за плечи, Янара прислонилась к стене. В монастыре ей говорили: «Будь покорной мужу». Она покорялась. «Будь верной». Даже в самые тяжёлые минуты она не помышляла о другом мужчине. «Люби и почитай». А вот с этим не сложилось. Невозможно любить и уважать человека, который превращает тебя в грязное и ничтожное существо. Убить мужа и свёкра не получится. Злости хватит. Сил и умения — нет. Но уйти из этой жизни с достоинством она найдёт в себе силы. И пусть новый Бог осуждает такие поступки, пусть люди сочтут её грешницей, она не станет исполнять желания подонков и с того света, из преисподней, призовёт их к ответу.

Донёслась какофония звуков: стук и скрип, унылый цокот копыт и лязг металла. Янара вновь приникла ухом к пергаменту. Ни залихватского свиста, каким обычно отмечал своё возвращение домой Холаф. Ни смеха рыцарей, предвкушающих обильную трапезу. Мэрит — старший не щёлкает плетью, поторапливая конюхов и слуг.

— Миледи… — прозвучало от порога.

Янара обернулась. Ей хватило одного взгляда на служанок, чтобы понять: старый Бог, которого незаслуженно охаяли и заменили новым, услышал её мольбы.

Надевая на ходу накидку из овечьей шерсти, Янара выскочила из комнаты. По привычке побежала на смотровую площадку. На полпути развернулась — сверху она увидит всё, но ничего не услышит. Спотыкаясь и подгоняя идущих впереди старух, Янара спустилась по винтовой лестнице. Перед тем как выйти наружу, натянула на лоб капюшон и глубоко вздохнула.

Ступив на деревянную лестницу, ведущую во внутренний двор, Янара оцепенела. Лита и Люта заставили её пригнуться и закрыли собой. Троица, облачённая в бесформенную серую одежду, слилась с серой башней и не привлекла к себе внимания.

Янара смотрела поверх сомкнутых плеч старух и никак не могла собраться мыслями. Она провела в затворничестве три года и сейчас чувствовала себя птицей, которая разучилась летать. С высоты смотровой площадки крепость выглядела игрушечной, и лишь близость к облакам доказывала обратное. Теперь крепостные стены казались Янаре неприступными скалами. Столпившиеся на галерее стражники походили на чучела, которых подняли на стену, но не успели расставить между зубцами. Соседняя башня злобно щурилась узкими окнами — щелями и пугала непонятными символами, вырезанными на камнях. Ворота были открыты. За ними виднелся мост, а чуть дальше — дорога.

Чтобы вырваться на волю, надо пробежать мимо слуг, замерших возле кузни и конюшни, мимо рыцарей, горделиво восседающих в сёдлах. А главное, надо пересечь двор, посреди которого на повозке лежал Холаф. Лошадь, впряжённая в телегу, прядала ушами и косилась на людей.

Мэрит — старший стоял на крыльце хозяйственной постройки и, глядя на тело, прикрытое суконным одеялом, убеждал себя, что сын устроил спектакль, а рыцари ждут не дождутся, когда герцог даст им знак поднять отца на смех.

Один Сантар, держась обеими руками за борт телеги, повторял как заведённый:

— Он схватился за сердце и упал… Он схватился за сердце…

— Мой сын никогда не болел! — вскричал Мэрит — старший.

— Он схватился за сердце и упал! — Сантар уронил голову на грудь и подавился рыданиями. — Я поворачиваюсь, а он на коленях… Губы синие, лицо белое. А потом раз, и лбом в землю.

— Хватит наматывать сопли на кулак! — Мэрит — старший наконец-то сошёл с крыльца. Как и Сантар, вцепился в повозку. — Его кто-то осматривал?

— Лекари. Три. Или четыре. Я запутался.

— Что сказали?

— Сердечный приступ. — Сантар вытер нос ладонью — Один хотел его разрезать. Я запретил. Резать или нет, решаете вы, а не я.

Мэрит — старший приподнял одеяло, пробежал глазами по одежде Холафа:

— Крови нет?

— Нигде, — покачал головой Сантар. — Ни капли. Только под левой мышкой синяк.

— Его убили.

— Я тоже так думаю, — поддакнул Сантар. — Но как?

— Не важно — как. — Мэрит — старший стиснул плечо сына и повернулся к рыцарям. — Я знаю, кто виновен в смерти Холафа. Лой Лагмер и Рэн Хилд! Ваш долг перед сюзереном обязывает вас собрать под нашим штандартом войско и отомстить за господина.

Один из рыцарей спешился. Сорвал с себя зелёную тунику с изображением двухголового волка и бросил на телегу. Выдернув из шлема зелёное перо, вложил мертвецу в руку.

— Что это значит? — нахмурился Сантар.

— Смерть герцога освободила меня от клятвы верности.

Отец Холафа побагровел от гнева:

— Дрянь! Да как ты смеешь… — И захлебнулся словами, наблюдая, как рыцари друг за другом спешиваются, избавляются от символики его рода и вновь садятся на коней.

Выхватив меч из ножен племянника, Мэрит двинулся на вассалов сына:

— Я выпотрошу всех до одного и станцую на ваших кишках. Ну что? Кто первый?

Сантар вцепился в его рукав и произнёс, вмиг охрипнув:

— Не горячитесь, дядя.

Он ехал с этими людьми два дня, пил с ними, ел, грелся у костра и спал бок о бок. Их молчание он расценил как размышления о мести. И до сих пор не верил, что они, не сговариваясь, решили предать.

— Думаю, что доблестные воины желают принести клятву верности новому сюзерену.