Белая кость

Подпоручик Бекешев еще раз задумался над своим выбором. Что он скажет родителям, старшему брату, от которого у него не было секретов?

Сколько писем они написали друг другу — не счесть! Не великий любитель эпистолярного жанра, Дмитрий писал своим родителям по обязанности, но с братом сложилось иначе. Павел учился в Петербурге на экономическом отделении университета и к тому времени, когда Дмитрий поступил в юнкерское, уже заканчивал учебу. Первое же письмо Павла поразило его откровением и напугало — брат писал ему как равному по возрасту и опыту человеку. Он вспомнил их полудетский спор, насчет того, что мужчины покупают женщин, и признал правоту брата! Дмитрий уже давно так не думал, хотя и жил по этому правилу. Он ни в кого не влюблялся. Если ему нравилась женщина, он обхаживал ее со строго определенной целью — переспать. Всё! Несмотря на молодость, почти всегда добивался своего. И на тебе! Его рыцарь-брат соглашается с той пошлостью, которую сам же разгромил, приведя в пример родителей, — что могло быть убедительнее?! В тот день Дмитрий еще раз перечитал письмо и по его тону понял, что брату очень плохо. Надо ехать… Он вымолил отпуск на один день и в пятницу уехал в Петербург. Да! Брат влюбился в девушку, которая оказалась недостойной его чувств. Она вышла замуж за человека с положением, не любя его, потому что перед свадьбой отдалась Павлу и дала понять, что не возражает против отношений и после замужества. Ее холодный цинизм буквально убил молодого романтика. Дмитрий тогда провел весь день в компании с Павлом, и что-то ему удалось сделать. Как — он не задумывался, но на вокзале его провожал совсем другой человек. И пошли письма… Но о будущей жене Павел не написал ни строчки. Просто поставил родителей и Дмитрия перед фактом.

Павел поразил всех своим внезапным браком, хотя по тону последних писем можно было догадаться, что брат влюблен. Женился же он на еврейке, не испросив родительского благословения. Да он никогда и не получил бы его! Она, конечно, приняла христианство… Но все равно, как можно было?!

Подобно большинству офицеров царской армии, Дмитрий Бекешев был весьма умеренным антисемитом. Его нелюбовь к этому племени не имела религиозной подоплеки. Вместе с другими он пел на молитве «Отче наш», но вера как таковая его не интересовала. Конечно, он знал историю Христа, но никогда не вникал в детали — неинтересно было. Об Александре Македонском и Ганнибале знал много больше, нежели об Иисусе. В повседневной жизни руководствовался правилами типа: «Бог-то Бог, да и сам не будь плох», «лучше слава Богу, нежели дай Бог!» Но он наслушался речей своих наставников о том, что именно евреи являются главными разносчиками революционной заразы, а революционеров Дмитрий не любил.

Да и почему он должен был их любить? Во-первых, они выступали против монархии, а Бекешев был монархистом по убеждению и в самом начале своей взрослой жизни не сомневался в мудрости и прозорливости самодержца всероссийского. А потом, как случилось со многими в армии, веру в царя, как ржа железо, разъели распутинские скандалы и невзрачность самого императора (Бекешев видел его однажды, когда тот приезжал со своим семейством в Москву, и Николай II ему совсем не показался), который как будто нарочно делал все, чтобы подорвать доверие к себе, а значит, и к самой монархии. И все равно Дмитрий остался монархистом! Молодой человек сознательно не вникал в политику, считая, что это не дело армии. Ее дело — охранять устои государства российского. Иначе — катастрофа!

Он не любил революционеров и за то, что те хотели отнять у него всё. Что он и его родители сделали плохого, что эти смутьяны настраивают крестьян против них? Разве не его родители отреставрировали церковь, выстроили школу, возвели больницу в селе, в которую приезжают крестьяне даже из соседних уездов? Разве… да что говорить! Его родители оказались даром Божьим для местных крестьян. Неудивительно, что во времена смуты в их уезд не пришлось вызывать войска. Помещичьи усадьбы почти не горели.

А что всегда будут бедные и богатые — в этом Дмитрий не сомневался: так и должно быть! Они, Бекешевы, богатые, и за свое богатство он готов драться, только не хочется со своими-то. А эти бунтовщики воду мутят, кричат о каком-то имущественном равенстве… Но все не могут быть богатыми — это настолько ясно, что не является даже предметом для разговора. А если все должны быть бедными, то к чему тогда стремиться? Он не лез в глубокие материи, но инстинктивно ощущал ущербность позиции революционеров и переносил нелюбовь свою на евреев как на главных зачинщиков.