Белая кость

Желающих утереть нос фараону оказалось достаточно. Юнкера не страдали трусостью или чрезмерным самолюбием, которое часто мешает уяснить суть происходящего. Им хотелось понять, почему этот ловкий фараон с такой легкостью бросает своих противников на ковер. Против Бекешева один за другим выходили ребята из первой роты, в которую отбирали высоких и красивых, и из второй, где был сам Бекешев, — туда брали крепких и широкоплечих. Самые сильные из них могли даже подержать винтовку за штык на вытянутой руке — Дмитрию этот трюк дался сразу, он давно накачал нужные мышцы. В двух других ротах служили парни, не выделявшиеся статью. Но у них была высокая успеваемость по всем предметам. Все добровольцы быстро летели на ковер. Умудрившийся избежать подсечки оказывался на ковре после броска через голову. А после захвата одной из рук — непонятно почему тело взлетало в воздух, и соперник падал спиной на мат. Если падали оба, то рука противника Бекешева оказывалась зажатой в тисках, и, используя ее как рычаг, Дмитрий легко переворачивал соперника на лопатки, не желая причинять ему боль демонстрацией болевых приемов. А знакомые всем по вольной борьбе ножницы смотрелись совсем иначе, когда их применял этот фараон.

За исключением подсечки, Бекешев ни разу не ударил ногой ни одного из своих соперников, хотя легко мог это проделать. В училище удары ногами остались его секретным оружием. Не было нужды — он и так легко справлялся. А делиться своим умением не считал нужным — все равно никто не сможет повторить.

После дружных воплей побежденных он согласился обучить желающих, зная, что через эту науку могут пройти только влюбленные в нее, — остальные отсеются, как отсеивались почти все ученики Муссы Алиевича, не выдержавшие жесткости его начальных занятий. Так и получилось — из стен училища вместе с Дмитрием вышло всего двое освоивших азы дзюдо и способных хоть как-то применять свои знания в деле.

Бекешев рожден был для воинской службы. В Александровском училище существовала прекрасная традиция — опека младших юнкеров старшими. Ох и достается же фараонам в первый год службы!.. Но никогда — это был неписаный закон училища, передаваемый из поколения в поколение — не было унижений. Все понукания служили только на пользу дела — воспитанию настоящего офицера доблестной русской армии. Увы! «Александровка» в этом отношении была приятным исключением — в других училищах Российской империи над новичками буквально глумились. Потому Платон Павлович по совету своих московских друзей выбрал это училище, зная, что Дмитрий по складу своего характера не выдержит бессмысленных издевательств, а с его умением драться конфликт закончится катастрофой сначала для обидчика, потом и для самого Бекешева.

Наставнику Дмитрия почти не пришлось кричать на своего подопечного. Бекешев легко исправлял свои ошибки и ни разу потом не повторял их… Раньше, чем у однокашников, у него появилась воинская прямизна и подтянутость, по которой так легко было отличить человека строя от шпака. Раньше других у него появился «александровский» шаг — легкий, быстрый, веселый… Он последним уставал на марше. Когда под палящим солнцем с полной выкладкой — скаткой, трехлинейкой, шанцевым инструментом и частями разборных палаток — надо было проходить версту за верстой без привалов, и рота начинала глухо роптать, Бекешев шел таким же размеренным шагом, каким он начинал поход. Раньше других он стал стрелять только отлично, поразив инструктора, который при первом появлении Бекешева в тире долго рассказывал ему, как надо прицеливаться, нажимать на спусковой крючок — плавно, не дергая, не вздрагивать при отдаче, не зажмуриваться при выстреле… И увидел, что этот юнкер, слившись с винтовкой, с первого раза всадил все пули рядом с центром картонной мишени.

По окончании училища выпускники сдавали свое личное оружие. Каждый потом получал счет от ружейных мастеров, размер которого зависел от того, как обращался юнкер со своей винтовкой. Нерадивым приходилось выкладывать хорошую сумму за плохую чистку и небрежность. Бекешеву счет не прислали!

Он не проявил больших дарований в математике, отрезав себе путь в артиллерию с самого начала службы. Убеждал себя, что ему это и не нужно — он не хочет быть артиллеристом. И убедил! Он мог бы пойти в кавалерию. Сельская жизнь, где без коня не обойтись, научила его управлять лошадью.

Тем более что однажды их управляющий ошибся: прикупил в хозяйство за малые деньги киргизских коней. Небольшого роста, с широкой грудью, косматые, они отличались необыкновенной злобой, упрямством и непослушанием. Грызлись, кусались, норовили копытом ударить… Платон Павлович, как увидел этих неуков, сразу замахал руками — вон их из имения! Вон! Толку от них, как…