Гарсесъ не шевелился; но когда прозвучали послднія слова этой таинственной псни, ревность больно уколола его сердце, и повинуясь непреодолимому и невольному стремленію, онъ ршился разомъ разсять очарованіе, охватившее его чувства: дрожащей рукой раздвинулъ онъ скрывавшія его втки и однимъ прыжкомъ очутился на берегу рки. Тотчасъ же все исчезло и испарилось, какъ дымъ, и, осмотрвшись кругомъ, онъ увидлъ и услышалъ только встревоженное стадо робкихъ ланей, застигнутыхъ среди своихъ ночныхъ игръ и разбгающихся въ разныя стороны — кто въ чащу, кто въ горы.
— Каково! не говорилъ ли я, что все это одн чертовскія фантасмагоріи! — воокликнулъ охотникъ. — Однако, къ счастью, на этотъ разъ чортъ немножко оплошалъ, такъ какъ оставилъ въ моихъ рукахъ лучшую добычу.
И точно: блая лань, желая спастись бгствомъ черезъ рощу, бросилась въ древесный лабиринтъ и, запутавшись въ цлую сть каприфолій, тщетно старалась освободиться.
Гарсесъ прицлился въ нее изъ самострла, но только что онъ приготовился спустить стрлу, лань обернулась и остановила его, воскликнувъ звонкимъ чистымъ голосомъ:
— Гарсесъ, что ты длаешь?
Молодой человкъ вздрогнулъ и на мигъ остановился въ нершимости, но сейчасъ же уронилъ оружіе на землю, ужаснувшись при одной мысли, что могъ поразить свою возлюбленную.
Громкій, рзкій смхъ вывелъ его изъ оцненнія; блая лань воспользовалась этими краткими мгновеніями и, высвободившись изъ цвточныхъ стей, помчалась съ быстротою молніи, смясь надъ одураченрымъ охотникомъ.
— Постой же, проклятое сатанинское отродье! — проговорилъ онъ страшнымъ голосомъ, поднимая свой самострлъ съ невроятнымъ проворствомъ. — Раненько ты празднуешь свою побду и напрасно воображаешь, что я тебя не достану.
Съ этими словами онъ спустилъ стрлу. Она свистнула и исчезла въ глубин темной рощи, гд въ ту же минуту раздался крикъ и вслдъ затмъ глухіе стоны.
— Боже мой! — воскликулъ Гарсесъ, прислушиваясь къ этимъ жалобнымъ стенаніямъ. — Боже мой! а если это все правда?!
И, не отдавая себ отчета въ томъ, что происходитъ, вн себя, онъ бросился бжать, какъ безумный, въ ту сторону, куда послалъ стрлу и гд слышались стоны. Наконецъ, онъ подбжалъ… Волосы его встали дыбомъ отъ ужаса; слова застыли въ горл; онъ долженъ былъ дрислониться къ дереву, чтобы не упасть. — Передъ нимъ умирала Констанція, сраженная его рукой, плавая въ собственной крови, среди колючаго горнаго терновника.