Белая лань

Констанція отлично знала, какое впечатлніе произвела ея насмшка на влюбленнаго юношу; но, желая истощить его терпніе до послдней крайности, продолжала въ томъ же тон:

— А что какъ ты прицлишься въ блую лань, да она отвтитъ теб насмшкой, врод той, которой удостоился Эстебанъ, или расхохочется теб въ носъ, и отъ звуковъ ея сверхъестественнаго смха самострлъ вывалится у тебя изъ рукъ, и, прежде чмъ ты успешь оправиться отъ своего испуга, она исчезнетъ быстре молніи?

— О, — воскликнулъ Гарсесъ, — что касается до этого, то ужь будьте уврены, что если она мн попадется на разстояніе выстрла, такъ можетъ гримасничать не хуже фигляра и болтать, сколько ей угодно, не только по-романски, но даже и по-латыни, какъ мунильскій аббатъ, а безъ стрлы ужь не уйдетъ.

Тутъ къ разговору присоединился донъ Діонисъ и съ убійственной серьезностью, сквозь которую прорывалась иронія его словъ, сталъ награждать выведеннаго изъ терпнія юношу самыми нелпыми совтами — на тотъ случай, когда ему придется встртиться носомъ къ носу съ чортомъ, превратившимся въ блую лань.

При каждой новой шутк своего отца Констанція смотрла во вс глаза на осмяннаго Гарсеса и принималась хохотать, какъ сумасшедшая. Остальные поощряли насмшки, перемигиваясь съ нескрываемой радостью.

Эта сцена продолжалась втеченіе всего ужина. Легковріе молодого охотника послужило обязательной темой для всеобщаго зубоскальства, такъ что, когда убрали со стола, и донъ Діонисъ съ Констанціей удалились въ свои покои, и все населеніе замка предалось отдыху, Гарсесъ долго оставался въ нершимости, не зная, что ему длать, стоять ли твердо за исполненіе своего намренія, несмотря на насмшки господъ, или окончательно отъ него отказаться?

— Кой чортъ! — воскликнулъ онъ, выходя изъ своей нершимости:- хуже того, что со мною было, ужь не можетъ быть, а если, напротивъ, то, что разсказывалъ Эстебанъ, справедливо… о, какъ я тогда буду наслаждаться своимъ торжествомъ!

Съ этими словами онъ снарядилъ свой самострлъ, положилъ на него крестное знаменіе, взялъ его на плечо и направился къ воротамъ замка, чтобы выйти на горную тропинку.

Какъ только Гарсесъ достигъ ущелья и настало то время, когда, по словамъ Эстебана, слдовало ожидать появленія ланей, луна начала медленно подниматься изъ за ближайшей горы.

По обычаю хорошихъ охотниковъ, опытныхъ въ этомъ дл, прежде чмъ выбрать себ подходящую засаду, въ которой онъ могъ удобно поджидать зврей, Гарсесъ довольно долго ходилъ взадъ и впередъ, изучая поляны и сосднія тропинки, расположеніе деревьевъ, неровности почвы, извилины рки и глубину водъ. Наконецъ, окончивъ это подробное изслдованіе мстности, въ которой находился, онъ спрятался на склон горы, подъ высокими и темными ольхами, у подножія которыхъ росли густые кустарники такой вышины, что могли свободно скрыть лежащаго на земл человка.

Рка, вытекавшая изъ мшистыхъ утесовъ, стремилась по излучинамъ Монкайской горы и спускалась въ ущелье чуднымъ водопадомъ; посл чего она катилась, омывая корни ивовыхъ деревьевъ, обрамлявшихъ ея берега, и протекала съ веселымъ журчаніемъ среди камней, оторванныхъ отъ горы, пока не впадала въ глубокій бассеинъ около того мста, гд пріютился охотникъ.

Тополи съ серебристыми листьями, нжно трепетавшими отъ легкаго дуновенья, ивы, склонившіяся надъ прозрачной водой, въ которой он мочили концы своихъ печальныхъ втвей, и узловатые остролистники, по стволамъ которыхъ вились и ползли каприфоліи и голубые вьюнки, — составляли густую лиственную стну вокругъ спокойнаго рчного бассейна. Втеръ колыхалъ эту непроницаемую зеленую бесдку, бросавшую вокругъ свои дрожащія тни, и по временамъ пропускалъ сквозь листву мимолетный лучъ свта, который сверкалъ на поверхности глубокихъ и неподвижныхъ водъ, подобно серебряной молніи.

Притаившись въ кустахъ, прислушиваясь къ малйшему шороху и не спуская глазъ съ того мста, откуда должны были появиться лани по его разсчету, Гарсесъ тщетно и долго ждалъ. Глубочайшая тишина царствовала кругомъ.

Оттого-ли, что ночь, перешедшая уже за половину, давала себя чувствовать, или оттого, что отдаленное журчанье воды и проникающій ароматъ лсныхъ цвтовъ, вмст съ ласками втра, привели его въ то сладкое оцпенніе, въ которое была погружена вся природа, — но только влюбленный юноша, перебиравшій въ ум самыя радужныя мечты, сталъ чувствовать, что его мысли мало-по-малу путаются, а мечты принимаютъ все боле и боле неуловимыя и неоиредленныя формы.

Съ минуту онъ виталъ въ туманномъ пространств, отдляющемъ реальный міръ отъ области сновиднія, и, наконецъ, глаза его сомкнулись, самострлъ выпалъ у него изъ рукъ, и онъ заснулъ глубокимъ сномъ. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Уже около двухъ или трехъ часовъ храплъ молодой охотникъ, наслаждаясь чуть ли не самымъ спокойнымъ сномъ своей жизни, какъ вдругъ онъ вздрогнулъ, открылъ глаза и слъ, еще не совсмъ очнувшись, какъ бываетъ съ человкомъ, внезапно пробудившимся отъ глубокаго сна.