Белая ласточка

Потом вспоминалась контора, ее место у окна между Тамарой Алексеевной и Татьяной Сергеевной (одна – толстая, другая – сухонькая и маленькая, обе с неопределенными, одинаковыми, пудреными лицами, в трикотажных кофтах), вспоминались однообразные, так приевшиеся за пять лет работы разговоры по утрам: о юбках, комбинациях, компактной пудре, о том, сколько у такого-то киноартиста детей и с кем он теперь живет, об известной актрисе и ее красивом сыне, а потом и о собственных детях…

Кто-то вышел в тамбур, с силой толкнул дверь – она тихо отъехала, и в дверном стекле отразился весь вагон. Вагон в стекле наклонился влево и тоже беззвучно отъехал в сторону…

Уже давно она копила деньги. Хотела купить модное зимнее пальто. Откладывала по десятке с каждой зарплаты. А потом раздумала покупать пальто. Почувствовала, деньги ей понадобятся на что-то более важное. На что – еще не знала. За пять лет работы на книжке у нее образовалась кругленькая сумма – шестьсот рублей.

Однажды ей сказали на работе:

– Почему ты не вливаешься в наш коллектив?

– Я вливаюсь, – ответила она.

– Так вливайся быстрее…

Но она все равно оставалась вроде бы посторонним наблюдателем. Как всегда. Как везде…

После работы она покупала в ларьке пакетик сухого супа и пельмени, а потом, дома, пока варился обед – обедала она вечером – ставила на проигрыватель пластинку с «Арабесками» Шумана. Но музыку не слышала – ей казалось, что идет она босиком по душистому, теплому, сиреневому вереску куда-то вдаль, в ослепительные волны солнца, а солнце заливается в уши, в рот, дышится удивительно легко, и вот сама она становится прозрачной и невесомой, как тень от облака, она летит над душистой вересковой долиной в эти полыхающие волны солнца.

В двенадцать в их конторе обеденный перерыв. Вместе со всеми поднимается она в буфет, пристраивается в хвост зигзагообразной очереди, заглядывает за прилавок, но издали ничего не может разобрать, кроме двух буфетчиц. Одну из них она знает, Альбину. Да ее все, наверное, знают. Она обсчитывает так откровенно и очаровательно, что никто не возмущается. По всему коридору слышен ее низкий голос:

– А, милые девочки, подходите-подходите, сейчас я вас горячим чайком угощу, лапоньки-красавицы!

Издали ее голос кажется грубым и нахальным, но стоит лишь войти в буфет и увидеть Альбину, как впечатление сразу меняется. Ей под сорок, и она обаятельна: полнеющая шатенка с матовым, как сливки, лицом, а когда очередь значительно продвинется, и вы окажетесь прямо напротив Альбины, то заметите изящный пунктир морщинок на ее лице. Голос ее теплым вином вливается в душу, ободряет, веселит, и никому не жаль лишнего двугривенного, который между делом накидывает небрежно Альбина.

– А вам что, молодые люди, – говорит Альбина лысеющим мужчинам, что стоят впереди. – Чайку хотите, кавалеры-красавчики?

Мужчины улыбаются и просят буженину, копченые спинки, кофе, по апельсину, а она лихо щелкает костяшками и обсчитывает их копеек на сорок.

– Бойкая бабенка…

– Она ничего. Расторопная, хорошая… – перебрасываются репликами мужчины.

А женщины сзади шипят:

– Воровка, связываться неохота…

– Ну это вы зря, Май Аркадьна, зачем же так сразу – «воровка»…

– Она, говорят, с молодым живет…

– Да-да, и я слышала, с симпатичным…

– Ну уж это зря, это поклеп, он муж ее…

– Да-да, и я слышала, со студентиком живет…

Она смотрит на Альбину, и ей чудится: есть в этой женщине что-то солнечное, летнее, как вересковая долина. Люди роятся возле Альбины, будто пчелы над душистым вереском.

Она берет булочку и чай. Ежедневный полдник. Медленно прихлебывает чай, отщипывает от маковой булочки крошки, в рот бросает. И глядит на Альбину. Почему нормальный белый халат сидит на ней так уютно? Оптический обман, что ли? Альбина пахнет вереском и солнцем…

И вспомнился один из праздничных вечеров на работе. Последний, на котором она была… Столики в столовой жмутся к стенам, оставляя место для танцев.

Микрофон, два парня с электрогитарами, магнитофон, путаница проводов возле двери, хаос звуков… А за столиками незнакомые девушки, несколько парней, собирается в основном молодежь. Приходят и не из их конторы – просто с улицы, прохожие.