Белая ласточка

К ее приходу он все приготовил: вымыл пол на кухне, достал из шкафа крахмальную, пахнущую прачечной скатерть. Поставил на стол вино и фрукты. Для храбрости хватил немного заранее. А потом пришла она и принесла с собой котенка. Зачем ей котенок? Просто увидела на улице, понравился и принесла? А он не знал, что сказать ей, о чем вообще говорить. Наверно, и захмелел малость. Наверно, котенок почувствовал это, потому и цапнул. Может, он принялся теребить котенка, гладить, а тот цапнул. Вика расхохоталась. А его тогда зло взяло... Вообще-то его трудно было разозлить. А вот тогда разозлился. Взял котенка за шкирку и вынес за дверь. В коридор. Вика обиделась и стала собираться домой. Хлопнула дверью, ушла. И котенка этого унесла с собой. Неделю не звонила, а потом вообще пошла в отпуск.

— Граждане! Машина дальше не пойдет, просьба выйти.

Люди сначала медлят, ожидая чего-то, — каждый надеется: «А может, еще пойдет?» Потом протискиваются к выходу, ворча и спрашивая: «А что случилось-то, не знаете? Авария?» — «Да нет, делегацию встречаем». — «Так вчера же ведь встречали...» — «Вчера провожали, другую...»

Все вышли, кроме самых недоверчивых, — те остались на местах.

Дмитрий Юрьевич заспешил по тротуару налево, свернул за угол большого блочного дома, перешел по подземному переходу на другую улицу и вскочил в подоспевший как раз автобус. За окном замелькали коробки панельных домов. Дмитрий Юрьевич опаздывал на службу. Злился и, чтобы отвлечься от беспокойных мыслей, стал вспоминать о приятном. Как в детстве катался на карусели, как вчера вошла Лиза в его кабинет и захлопала форточка от сквозняка...

— Ой! — сказала Лиза и небрежно, с иронией пожала плечом.

На миг остановилась: в одной руке — тоненькая пачка испечатанных листов, другая неприкаянно повисла... Неуверенность, надежда были на ее лице. Дмитрий Юрьевич так это и понял, ему вдруг стало не по себе. Отвернулся. А Лиза?.. Он не видел — почувствовал, как у нее дрогнула нижняя губа, как, словно подавив в себе что-то, с наигранной лихостью подцепила ногой — на ней сияли новые черные лакировки — ножку стула, шумно двинула его к столу и расслабленно опустилась на стул. Откинулась на спинку, свесила голову набок. Он обернулся, перед ним была лишь Лизина прическа: густо начесанные волосы... На столе лежала работа, и она локтем чуть придвинула к нему листы.

— Ну, начнем?

— Слушаю, давай.

— Итак, отчет... В последние годы для осушки природных газов широко применяется триэтиленгликоль. За 1973-76 гг., исчисляя в процентах...

Продолжая вычитывать, он то и дело поглядывает на Лизу. Синим подкрашенные ресницы, удлиненное лицо... И замечает белый мазок на ее лице. Что это, след зубного порошка или наспех нанесенной пудры? Его рука сама тянется через стол, ладонью он отирает ей щеку.

— Чего? — растерянно спрашивает она.

— Хорошие стихи, — почему-то отвечает он.

— То есть как?.. Какие стихи?

— Э-э... М-м... — мнется он. — Сейчас. «Полосатый, как судья в хоккее, входит в заросль уссурийский тигр...»

— А-а! — говорит она. — Ладно.

Она покусывает губу. А он ждет, что она сейчас отодвинется, рассердится... Нет, она продолжает читать. Ему с ней хорошо по-настоящему. И жаль, что вот только так у них, и ничего другого тут не придумаешь. Перекуры у окна, встречи в столовой... И не решается он ни сделать ничего, ни сказать.

Вот лет пятнадцать назад, с Викой, тогда иначе было! Она как раз явилась из отпуска, посвежевшая и нарядная, подошла к нему в коридоре и, весело щебеча, заявила невзначай:

— А знаешь, Димочка, пожалуй, ты меня любишь.

— Я? — удивился он. — А пожалуй, да.

— Тогда мы, пожалуй, поженимся, — сказала она.

— Я, пожалуй, подумаю, — ответил он, все так же пошучивая.

— Думай, Дима, — сказала она уходя и, оглянувшись, добавила: — Думай!

А через день он подарил ей котенка и сделал предложение. В юности он вообще думал мало. А теперь уже, пожалуй, поздновато передумывать. Конечно, он мог бы сообразить тогда, что дело не в яркой внешности, не в умении производить эффект, Вика это может! — а в другом. Впрочем, что он тогда понимал, мальчишка? Ничего он не понимал. А все же, в чем вся соль? Может, в том, что любовь так просто не дается?.. Любовь — это когда двоим есть о чем говорить друг с другом и о чем молчать друг с другом... Вот Вика и Лиза, одна у них профессия, в чем-то даже похожи. Правда, разница есть. Та умеет себя подать, а эта — нет... Но с этой ему хорошо. А с той — так себе, никак.

Дмитрий Юрьевич усмехнулся вдруг. «Выходит, я вроде бы любитель машинисток: Вика, Лиза... Но что делать, раз это такая распространенная специальность. Думай, Дима... Это она тогда верно сказала. А что тут можно придумать?..»

И вдруг ему представилось: вот сейчас придет он на работу, вызовет машинистку... Откроется дверь и войдет другая женщина, не Лиза... «А где же?..» — спросит он, уже чувствуя противный мятный холодок внутри (вот она, приснившаяся неприятность!).