Белая лебеда

Быстро листая тощий разговорник, а больше используя жесты и мимику, я с трудом выяснил, что часа за три до нашего приезда в усадьбе появились барон Карл, его тесть Отто Кугель и шурин барона Ганс. Все они были в гражданской одежде, и наши минометчики видели их, но не задержали. Некогда было. По приказу барона его спутники заперли Марию на кухне, а сами долго о чем-то говорили с дядей Людвигом. Потом дядя сказал Марии, что сходит в фольварк — небольшую лесную усадьбу. Правда, дядя еще неважно себя чувствовал после болезни… Его пошел проводить Отто Кугель, а барон и племянник, разыскав в сарае лопаты, ушли в подвал замка.

Мария не помнила, когда вернулся Кугель я сказал, что он побудет с ней вместо дяди, пока тот не вернется. Мария почувствовала неладное, но что она могла сделать?

На голове Людвига была большая рана. Это его Кугель чем-то ударил…

Мы помогли Марии похоронить дядю в воронке неподалеку от флигеля.

В сумерках приехали из третьего батальона за патронами и гранатами. Старшина передал приказ Кононова отбыть Лабудину на одну из складских точек. Красавецкий разжег костер в сарае, у распахнутых дверей. Отсюда видны были штабеля ящиков, замок, флигель и ворота. Поужинали тушенкой и запили чаем.

Медленно, пугливо крадучись, подошла Мария. Она была в куртке, брюках и грубых ботинках. Боялась оставаться в флигеле. Я посадил ее на ящик, и она пригрелась у костра, заклевала носом. Видно, плохо спала прошлую ночь, страшилась Кугеля. Она постепенно привыкала к нам, а после похорон дяди почти доверилась. И мы тоже.

Мы старались развлечь ее. Уходила еще одна военная ночь. Столько пережито. Перестрелка с семейкой барона, мрачное подземелье и необычный поступок Марии…

Красавецкий завернул одесский анекдот, и я не без труда перевел его Марии, заменив некоторые словечки, и она слегка улыбнулась. Колесов, подбоченясь и лихо сдвинув на затылок ушанку, что-то картинно рассказывал и не забывал при этом подмигивать Марии.

Мария спросила, как быть дальше? Что я мог ответить? Утром мы наверняка уедем.

Она и с дядей не успела как следует поговорить. Письмом он сообщил, что болеет и просит брата прислать племянницу на несколько дней, ну, недели на две. И пока она ехала морем до Данцига, а затем на попутках, на востоке загрохотало и началось отступление войск и бегство жителей. Дядя еще не полностью оправился после болезни, и потом у него не было никакого желания куда-то бежать. Все равно всех не увезут морем в Германию, кораблей не хватит.

Не так-то просто было понять Марию. Скажет слово, глянет на меня и затаится, что-то прикидывая и выжидая. Как можно раскрыть душу страшно чуждым людям, пришельцам из другого мира! Ведь мы для нее враги! И в то же время чужеземец не мстит, не тиранствует, как победитель, но и помогает в трудную минуту.

Но чу! Топот копыт, и в воротах показались лошади, и вот уже въехал в просторный двор обоз хозроты. Мы быстро погрузили боеприпасы, и старший ездовой передал команду капитана: Колесову и Красавецкому ехать с обозом, а мне оставаться до утра.

Уезжая, Борис кивнул Марии на прощанье, а мне скороговоркой бросил: «Улыбается она тебе, Кондырь… Желаю удачи… Эх, и почему мы без звездочек на погонах? Хоть бы одну завалящую!..»

Обоз уехал, костер догорал, и я пошел за дровами к поленнице. Мария тоже пошла со мной: боялась остаться и на минуту одна.

Языки пламени завораживали, вызывали смутные, тревожащие душу видения.

— Мария, расскажи о себе… Кто твой отец? Есть ли братья, сестры?

— Папа художник, мама по дому хлопочет… Старший брат погиб в России. Он был офицером… Я помогаю папе. Мы пишем акварелью. Городские пейзажи, крепостные стены, готические башни…

Она говорила медленно, подбирая простые слова. Киндер? Найн… Май? То есть муж, у нее был, да погиб на войне. Они поженились, когда он приезжал в отпуск год назад. А через два месяца она получила его вещи и немного денег…

— О, мой фатер!.. Он был ранен еще в ту войну, в России… Тоже боялся… за нас с мамой… Мой папа… Он не такой, как сосед… Не боялся меня, а я не боялась его… Кое-что он мне говорил… Намеками… Когда сидели за мольбертами… Мы обо всем на свете говорили… Папа у меня чудесный! Очень любит меня… Я его понимала… Он говорил, что настанет время и кошмар исчезнет…

— Правильно говорил твой отец. Скоро войне конец, а там… Там начнется другая жизнь…

— Что? — встрепенулась она. — Другая жизнь? Растоптанная Германия, униженные немцы… Не хочу!

— Зачем так, Мария? А мы и не познакомились… Меня зовут Колей… Коля, понимаешь?

Я взял ее руку, узкую и слабую.

— А вы не будете мстить? — она медленно высвободила руку.

— Пойми, — я не знал, как ей понятно объяснить. — Фашизм — это война. Его нужно уничтожить. И войска распустить… А народ-то останется, и он будет жить, как захочет…

— Это вы сейчас так, — она опасливо отодвинулась от меня, — а потом в коммуну…

— Ну, да… Общие кухни, общие женщины, общие дети… Тебе отец говорил такое?