Белая лебеда

На стене над одним из шкафов висел портрет мужчины лет пятидесяти с седыми висками и моноклем в широко раскрытом глазу. Он был в кителе и с погонами, а на груди висели два креста. В ящике стола, среди разных бумаг оказалась семейная фотография, на которой он был еще молод и полон надежд на высокое предназначение прусского отпрыска. Рядом дети — мальчишка и девчонка, жена — полная, изнеженная, в пышном белом платье.

Из башен, из которых хорошо просматривалось шоссе, вели огонь. Всюду на этажах валялись гильзы, пулеметные ленты.

Какие тайны знают эти башни? Большой дом построен, должно быть, на месте средневекового или еще более древнего замка немцев, которые под знаменем Тевтонского ордена шли на Русь и были разбиты Александром Невским.

Колесов закинул автомат за спину и закурил.

— Любят немцы старину… Свои дома строят похожими на замки.

— У них тут каждый дом — крепость! Заметил, какие подвалы?

— Заметил… Пока ты спал, мы с Красавецким здешний подвальчик облазили… Кругом гильзы и пулеметные ленты. Как в этих башнях. Жаркий был бой… Но славяне выкурили фашистов. Хламу, барахла разного в подвале навалено… В кладовке были и горючее, и еда, да пехота не пропустила, попользовалась… Но тут другое. Понимаешь, подвал по площади меньше, чем дом. Я прикидывал… Шагов на пятнадцать в длину.

— Да ну? — воскликнул я. — Неужели тайник? То-то мне слышались голоса в зале. Там снарядом угол разворотило…

— Тебе слышались голоса? — насторожился Борис.

Мы спустились вниз. Я пошел было в угол к отверстию, но меня окликнул Борис.

— Лейтенант…

Он стоял под лестницей и с удивлением смотрел на шкаф с распахнутыми дверцами. Рядом на полу валялись ведра, швабра, щетки. Но поразительным оказалось то, что в шкафу не было задней стенки. Вместо нее виднелся темный потаенный ход.

— Чертовщина какая-то, — сказал Борис — Я же утром заглядывал в этот шкаф, и стенка была на месте.

— Тише…

Из подвала неслись приглушенные голоса, и мы ясно различили немецкую речь. Борис вытащил из кармана шинели гранату, вставил взрыватель и свел усики чеки. Мы тихо вошли в подвал. Не успели спуститься а на две ступеньки, как за нашими спинами упала задняя стенка шкафа. Ловко придумано! Они заманили нас в ловушку. Я посветил фонариком и ощупал стенку. Это была железная дверь. Снизу продолжали нестись бубнящие голоса. Я осветил лестницу, и мы увидели внизу поворот. Колесов понял меня без слов. Он тихо спустился и, выдернув чеку, крикнул: «Хенде хох!» Тут же ударили из автомата, и тогда Колесов бросил гранату за угол. Раздался взрыв, кто-то закричал, мы бросились вперед, строча из автоматов. Я осветил низкое, но довольно просторное помещение. Посреди него возвышался небольшой постамент, на котором покоился стальной саркофаг. Вся земля вокруг постамента была изрыта. И тут же увидели лежащего человека у второго выхода из подвала. Я перевернул его. Это был Людвиг.

— Скорее, лейтенант…

Мы бросились в узкий проем и побежали по длинному проходу. Колесов оказался впереди и время от времени стрелял короткими очередями. Наконец мы взбежали по крутой лестнице и уперлись в стальную крышку люка.

В слабеющем свете фонаря я увидел разгоряченное лицо старшего сержанта. Глаза его азартно сверкали.

— Амба! — засмеялся Колесов. — Амба, как выразился бы наш Одессит. Гранат у меня больше нет…

Я постучал прикладом в крышку. Резкий звук, усиленный эхом подвала, оглушил меня. Ни звука наверху. Я постучал еще раз.

— Ты думаешь, она откроет? — спросил Колесов.

— Интересно, где она может быть? Да ведь они могут и ее…

Наверху кто-то поскребся, и крышка приподнялась. Я резко откинул ее и выбрался наверх. Люком оказалось дно шкафа в той узкой комнате. Перед нами стояла бледная Мария.

— Где барон? — крикнул я, и она молча показала на дверь.

Мы выскочили из флигеля и увидели, что по полю бежали двое в штатском. Один с рюкзаком за плечами уже достиг опушки леса, а второй останавливался и огрызался из пулемета. Мы бежали изо всех сил и без конца стреляли. Чья-то пуля достала… Он будто споткнулся…

К нам уже присоединились Красавецкий и Лабудин, и мы долго бродили по лесу в поисках второго немца, но он или затаился, или удрал.

Вернувшись в поместье, мы спустились в подвал и через окошко в саркофаге увидели сморщенные лица старика и старухи, будто плавающие в какой-то жидкости.

— В спирту лежат, — заглянув в окошко, проговорил Колесов. — Такое добро пропадает. Что они тут искали? Вон сколько земли нарыли…

— А ты не понял? — блестя цыганскими глазами, запальчиво сказал Красавецкий. — Проворонили золотишко…

— А где Мария? — всполошился Колесов.

Мы выбрались из подвала и спустились во двор. Солнце садилось за озеро, и на том берегу будто пылал лес, до половины озаряя небо.

Во флигеле Марии не оказалось. По крутой каменной лестнице спустились к озеру и за рухнувшей громоздкой купальней увидели Марию, склонившуюся над лежащим стариком.

— Кто это, Мария?

— Дас ист майн онкель[2], — всхлипывая, проговорила она.