В инкриминируемых ему действиях признается частично, признавать себя виновным откажется. Скорее, у меня есть заслуги перед народом… скажет он на суде.
Что касается нападения на немецкую тюрьму — они освободили пятьдесят семь заключенных… что касается налетов на отделения милиции… что касается нападений на пункты общественной безопасности и на комендатуру милиции…
а что касается убийства Салеты Яна, так были получены донесения, что Салета Ян совершает насилия и произвол, украл велосипед, застрелил владелицу, подговорил советских солдат изнасиловать ее дочку и, несмотря на это, ходил себе преспокойно, так как был членом ППР…[98]
а что касается следователя Цукермана Якуба, убитого на улице…
а что касается нападения и наказания посредством порки братьев Каразинских, членов ППР…
а что касается убийства милиционера Кенцкого…
а что касается курьера из Управления безопасности — нет, такого приказа он не отдавал…
как и приказа убить семерых советских солдат плюс офицера, старшего лейтенанта службы связи НКВД. Не отдавал он такого приказа, категорически нет, и расстреливать взятых в плен не приказывал, считает это произволом и актом беззакония.
Что же касается Шушкевичувны, то Суд по защите общественной морали постановил остричь ее наголо. («Кем была Шушкевичувна для немцев, абсолютно всем известно, и тем не менее Управление безопасности взяло ее в осведомители под псевдонимом „Дуб“».)
А что касается нападения на милиционера Душигроха, который помогал органам преследовать бойцов АК…
а что касается убитого курьера УБ, то ему вовсе не пятнадцать лет было, как утверждали коммунисты, а девятнадцать…
а что касается похищения тринадцати осведомителей УБ и наказания посредством порки…
а что касается убийства Репты Мечислава…
а что касается убийства Бральщика Мариана…
а что касается убийства Брои Яна…
а что касается убийства…
а что касается…
а что касается…
Кто-то поставил деревянный крест. Выглядит так, будто здесь произошла авария и кто-то погиб, но ксендз говорит, крест — Варшицу. А сын портного, что ничего подобного, что взаправдашний крест и взаправдашний дом разобрал новый владелец.
Во взаправдашнем доме жил портной Влодарчик. За домом был сад, за садом — кладбище, в саду — летний домик, вроде беседки. В беседке жили Халина и Варшиц. Она красивая была, и фигура хорошая, со знанием дела заметил портной, только слишком много ходила по улицам. Нужно было, понятно, как-никак связная, но если бы через кладбище, вечерами, еще туда-сюда. Их ничего не стоило выследить.
Был вечер, июньский, жаркий. Хозяева распахнули окна и двери, Халина попросила теплой воды. Налила в таз, Варшиц снял запыленные сапоги, так их и застали убеки. Варшица с ногами в тазу и Халину с полотенцем. Не понадобилось ни стрелять, ни вламываться, нормально вошли, через открытую настежь дверь.
Боялись, наверно, потому что стали орать, размахивать револьверами, Варшицу даже пришлось их успокаивать. Послушайте, говорил он, к чему этот крик, ноги-то я должен вытереть.
Он отлично собой владел. Говорил мало, редко улыбался, водки не пил, со всеми был сдержан. Кроме связной Халины. С ней и смеялся, и разговаривал, а она его боготворила, вспоминал портной Влодарчик, ну буквально.
Батя — называет портного Влодарчика его сын.
Батиной специальностью была дамская одежда: пальто, костюмы и платья-костюмы. А из пальто — реглан. Не было лучше мастера по реглану, чем мой батя. Мерку ему не требовалось снимать: поглядит и знает.
Батя считал, что им уже было все равно. Потому и вели себя неосторожно. Все погибло, Польша продана, какой смысл осторожничать.
Увозили их в бронемашинах. Сперва Халину, потом батю и Варшица, скованных наручниками, сверху накрытых шинелью.
Батю бросили в камеру. На следующий день был допрос, следователь: врагам помогали, да? А батя: если помочь — я всегда с радостью. Еврейкам в войну помог, как же было не помочь своим?
Откуда еврейки-то взялись? — поинтересовался следователь. Да из сада, сказал батя. Дверь была открыта. Они вошли, как ваши вчера, мать с девочкой, кучерявые, черненькие, вид — хуже некуда, вошли и стоят. И ничего. Стоят. Так что же я…
Проходит несколько дней, снова батю вызывают. Есть хотите? — спрашивает следователь. Приносят обед. Курите? — спрашивает следователь и подсовывает бате целую пачку. А потом бумагу. Вроде как признание. Мол, батя мой понятия не имел, кто они, просто незнакомые муж с женой хотели снять комнату, а батя ничего и никого не знает. Ну что смотрите? — спрашивает следователь. Вы разве знали? Не знали. Вот и подпишите. Здесь.
Что же оказалось?
Следователь этот был еврей. Отыскал спасенную еврейку, расспросил, и батя был спасен.
Жизнь за жизнь, сказал следователь.