Белая масаи. Когда любовь сильнее разума

Мы здесь не одни. Рядом с ручейком какие-то девушки выкопали ямку в песке и терпеливо наполняют канистры питьевой водой с помощью кружки. При виде моего воина они стыдливо опускают головы и продолжают, хихикая, заниматься своим делом. В двадцати ярдах у ручья стоит группа обнаженных воинов. Они моют друг друга. Их набедренные повязки сушатся на теплых камнях. Мой вид заставляет их замолчать, но их нагота для них явно не проблема. Лкетинга останавливается и заговаривает с ними. Некоторые откровенно меня разглядывают, и вскоре я уже не знаю, куда девать глаза. Так много голых мужчин я никогда не видела. Их стройные изящные тела красиво блестят на утреннем солнце.

Я толком не знаю, как себя вести в этой странной ситуации, поэтому иду дальше и через несколько метров сажусь у слабо текущей воды, чтобы сполоснуть ноги. Ко мне подходит Лкетинга и говорит: «Коринна, женщинам здесь мыться нельзя! Иди за мной». Миновав еще одну излучину речного русла, мы скрываемся из виду. Здесь Лкетинга раздевается и принимается мыться. Когда я начинаю снимать одежду, он в ужасе смотрит на меня: «Нет, Коринна, это нехорошо!» – «Почему?» – спрашиваю я. – Мне что же, мыться в футболке и юбке?» Он объясняет, что я не могу оголять ноги – это аморально. Мы спорим, и наконец я одерживаю верх. Раздевшись догола, встаю на колени у воды и тщательно моюсь. Лкетинга намыливает мне спину и волосы, озираясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто за нами не наблюдает.

Ритуал омовения длится около двух часов. Потом мы возвращаемся домой. У реки уже полно народу. Некоторые женщины моют головы и ноги, другие выкапывают ямы, чтобы напоить коз, третьи терпеливо наполняют емкости водой. Лкетинга тоже ставит свою маленькую канистру, которую девушка тут же наполняет.

Потом мы прогуливаемся по деревне – мне хочется узнать, есть ли тут магазины. В качестве таковых имеются три квадратные глиняные хижины. Лкетинга разговаривает с их владельцами. Все они сомалийцы. Здесь ничего не купить, кроме чайной заварки и банок с жиром «Кимбо». Самая счастливая наша находка – кило риса. Когда торговец упаковывает его для нас, я обнаруживаю, что зерна покрыты маленькими черными жучками. «Нет, – говорю я, – покорно благодарю!» Торговец с досадой забирает товар обратно. Таким образом, есть нам нечего.

Несколько женщин сидят под деревом и предлагают купить коровье молоко из калебас. Что ж, хотя бы молоко. За несколько монет берем две полные тыквы, это примерно литр. Мать рада такому количеству. Мы завариваем чай, а Сагуне достается целая чашка молока. Она счастлива.

Лкетинга и мать обсуждают сложившуюся ситуацию. Действительно интересно, что здесь едят. Иногда миссия привозит килограмм кукурузной муки для стариков, но пока и этим не пахнет. Лкетинга решает вечером зарезать козу, как только стадо придет домой. Ошеломленная новыми впечатлениями, я еще не успела проголодаться.

Остаток дня мы проводим в хижине, а мать беседует с другими женщинами под большим деревом. Наконец-то мы можем по-настоящему любить друг друга. Конспирации ради я не раздеваюсь полностью – сейчас светло, и в любой момент кто-нибудь может войти. В этот день мы занимаемся любовью несколько раз. До сих пор не могу привыкнуть, что это так быстро заканчивается, а потом возобновляется после небольшого перерыва. Но меня это уже не беспокоит – я своего не упускаю. Я счастлива с Лкетингой.

Вечером домой возвращаются козы, а с ними старший брат Лкетинги, отец Сагуны. Между ним и матерью завязывается довольно напряженный разговор, во время которого он время от времени бросает в мою сторону дикие взгляды. Позже я спросила об этом у Лкетинги. Он пояснил, что его брат, оказывается, очень тревожится о моем здоровье. Еще бы, скоро ведь явится местный шериф и спросит, почему в хижине живет белая женщина – это же не считается нормой. Через два-три дня во всем округе узнают, что я здесь, и к нам обязательно наведаются. Если бы со мной что-нибудь случилось, приехала бы даже полиция, а такого никогда не происходило за всю историю Лепарморийо в их семье. Успокаиваю Лкетингу и уверяю, что если приедет начальство, то со мной и моим паспортом все будет в порядке. До сих пор я ни разу в жизни серьезно не болела. В конце концов мы ведь сейчас будем есть козье мясо, и я постараюсь съесть много.

Как только темнеет, мы втроем отправляемся в путь: Лкетинга, его брат и я. У Лкетинги на привязи коза. Заходим в кусты примерно в километре от села, так как Лкетинга не имеет права есть в материнской хижине в ее присутствии. Мне можно, потому что я белая. Я интересуюсь, что будут есть мать, Сагуна и ее мать. Лкетинга смеется и объясняет, что некоторые части животного предназначены для женщин и мужчины не употребляют их в пищу. Все, что не съедим, принесем матери. Если бы дома сейчас было мясо, она бы не спала, даже Сагуна снова проснулась бы. Меня успокаивают, хотя я постоянно сомневаюсь, правильно ли все понимаю, потому что коммуникация посредством английского вперемешку с языком масаи и жестикуляцией руками и ногами пока не очень надежна.