Через час темнеет. В маленькой хижине мы сидим вчетвером: мать впереди у входа, а рядом с ней напуганная девочка Сагуна, которой около трех лет. Сагуна – младшая сестра мальчика. Она прижимается к бабушке. Лкетинга объясняет, что когда первая девочка старшего сына подрастает, она становится главной помощницей старшим – собирает дрова и носит воду.
Мы оба остаемся сидеть на воловьей шкуре. Мать копошится в золе между тремя раскаленными камнями и достает спрятанные угольки. Затем медленно, с силой дует на них, и жилище наполняется едким дымом, от которого у меня на глаза наворачиваются слезы. Все смеются. У меня начинается приступ кашля, я выбегаю наружу. Воздух! Это единственное, о чем я могу думать.
Снаружи – кромешная тьма. Только мириады звезд кажутся такими близкими, как будто их можно сорвать с неба. Я наслаждаюсь ощущением покоя. Повсюду видно мерцание огней в хижинах. У нас огонь тоже горит хорошо. Мать готовит чай и ужин. После чая мне хочется в туалет. Лкетинга смеется: «Здесь туалета нет, только кустарник. Идем, Коринна!» Согнувшись, он пробирается вперед, наклоняет колючий куст в сторону, и открывается проход. Колючий забор – единственная защита от диких животных. Мы отходим метров на тридцать от хижины, и он указывает мне куст, который отныне будет моим туалетом. Я также могу справить малую нужду рядом с хижиной ночью, потому что песок все прекрасно поглощает. Но все остальное я никогда не должна делать рядом с домом, иначе сначала придется принести в жертву соседу козу, а потом переехать, что является большим позором.
Вернувшись, мы загораживаем вход колючими ветками и вновь усаживаемся на шкуру. Помыться здесь не удастся – воды хватает только на чай. Когда я спрашиваю Лкетингу насчет личной гигиены, он говорит: «Завтра сходим на реку, без проблем!» Огонь в хижине греет, но на улице весьма прохладно. Малышка уже спит совсем голая рядом с бабушкой, а мы пытаемся развлечь друг друга. Здесь принято ложиться между восемью и девятью. Огонь утихает, почти ничего не видно. Мы с Лкетингой укладываемся и крепко обнимаемся. Конечно, хотя мы оба желаем большего, но в присутствии матери и в этой бесконечной тишине у нас вряд ли что-то получится.
Я плохо сплю в первую ночь, потому что не привыкла к жесткому. Ворочаюсь с боку на бок и прислушиваюсь к звукам. Время от времени слышен козий колокольчик, и для меня в эту безмолвную ночь он звучит почти как церковный колокол. Вдалеке воет какой-то зверь. Затем я слышу возню в колючих зарослях. Кто-то или что-то ищет вход на нашу территорию. Сердце стучит у самого горла, я прислушиваюсь, напрягшись, как струна. Шаги. Лежа, перевожу взгляд на вход и вижу две черные тени ног и два наконечника копий. Через мгновение мужской голос произносит: «Supa Moran!» Я толкаю Лкетингу в бок: «Милый, там кто-то есть». Он невнятно что-то бормочет и пару секунд недовольно смотрит на меня. «Снаружи кто-то есть», – взволнованно повторяю я. Снова раздается голос: «Moran Supa!» Затем пришельцы обмениваются еще парой фраз, и тени у входа исчезают. «Что это было?» – спрашиваю я. Эти люди, объясняет Лкетинга, тоже воины, они хотели переночевать, что обычно не проблема, но поскольку здесь я, это невозможно. Они поищут ночлега в другой хижине. Я должна снова заснуть.
Солнце встает в шесть утра, и вместе с ним просыпаются животные и люди. Козы громко блеют, желая выбраться из загона. Везде слышны голоса. Место, где спала мать, пустует. Мы встаем и пьем чай. Чаепитие становится пыткой, так как мухи тоже просыпаются с утренним солнцем. Когда я ставлю чашку на землю, тучи мух сразу, жужжа, облепляют ее край. Они с тяжелым гулом роятся вокруг моей головы. Сагуна, кажется, почти не замечает их, хотя они в огромном количестве ползают по ее лицу. Я спрашиваю Лкетингу, откуда здесь столько мух. Он указывает на козий помет, скопившийся за ночь. Дневная жара подсушивает его, и тогда мух становится меньше. Вот почему прошлой ночью они не были так ощутимы. Лкетинга смеется, говоря, что это только начало. Вот когда вернутся коровы, будет куда веселее, потому что их молоко привлекает миллионы мух. Но еще страшнее мух комары, которые появляются после дождя.
После чая я хочу пойти на реку помыться. Захватив мыло, полотенце и свежее белье, мы отправляемся в путь. Лкетинга несет только желтую канистру для маминого чая. Мы проходим около километра по узкой тропинке к широкому руслу реки, которое вчера мы с Томом проезжали на машине. Слева и справа по берегам растут большие пышные деревья, но воды не видно. Мы идем по пересохшему руслу, пока за поворотом не появляются скалы. Здесь из песка бьет небольшой родник.