Белая масаи. Когда любовь сильнее разума

Наконец находим нужное место. Мы ищем дрова, обрываем зеленые ветви с кустарника и бросаем их на землю. У нас получилось своеобразное ложе на песке. Теперь Лкетинга хватает блеющую козу за передние и задние ноги и укладывает боком на зеленые ветви. Его брат держит ее за голову и принимается душить бедное животное, зажимая ему ноздри и пасть. Коза извивается, но вскоре замирает в тишине звездной ночи. Я вынуждена наблюдать все это, потому что не могу уйти отсюда в темноте. Слегка возмущенная увиденным, спрашиваю, почему козе сразу не перерезают горло. Ответ лаконичен: согласно обычаям самбуру, кровь животного не должна пролиться, пока не наступит смерть.

Я впервые вижу, как разделывают животное. На шее сделан надрез, и брат натягивает шкуру, образовав углубление, которое тут же заполняется кровью. Я с отвращением наблюдаю, как Лкетинга склоняется над этой висячей лужей крови и делает из нее несколько глотков. Его брат поступает так же. Я в ужасе, но не говорю ни слова. Лкетинга смеется: «Коринна, кровь дает мужество!» Я только качаю голо– вой.

Далее все проходит очень быстро. С козы искусно снимается шкура. Отрубленные ноги и голову бросают на ложе из листьев. И тут меня ожидает еще один шок. Живот осторожно вскрывается, и на землю вываливается ужасно вонючая зеленая масса. Это полный желудок. У меня совсем пропал аппетит. Брат продолжает резать, а мой масаи терпеливо раздувает огонь. Спустя час пора насаживать разделанные куски мяса на воткнутые в землю палочки. Огромные ребра идут первыми, потому что на их приготовление нужно меньше времени, чем на задние ноги. Голова и ноги лежат прямо на углях.

Все это выглядит довольно жутко, но я знаю, что мне придется к этому привыкнуть. Спустя короткое время ребра снимают с огня и постепенно обжаривают остальное. Лкетинга отрезает половину от ребер своим мачете[10] и протягивает мне. Я смело хватаю и грызу. Наверное, с солью было бы вкуснее. Я с трудом отрываю зубами жесткое мясо, в то время как Лкетинга с братом чавкают быстро и умело. Обглоданные кости летят в кусты, где вскоре раздается шорох. Уж не знаю, кому они там достались, но когда со мной Лкетинга, я ничего не боюсь.

Теперь они с братом принимаются срезать слои мяса с первой задней ноги, всякий раз возвращая ее в огонь. Брат спрашивает, нравится ли мне все это. Я отвечаю: «О да! Очень хорошо!» И продолжаю грызть. В конце концов у меня должно быть что-то в желудке, если я не хочу за короткое время превратиться в скелет. Я закончила; теперь у меня болят зубы. Лкетинга между тем хватает и протягивает мне целую переднюю ногу. Я вопросительно смотрю на него: «Это мне?» – «Да, только тебе». Но мой желудок набит до отказа, я больше не могу есть. Они с трудом могут в это поверить и заявляют, что я еще не настоящий самбуру. «Возьми домой, завтра поешь», – добродушно предлагает Лкетинга. Затем я просто сижу и смотрю, как они сжирают все, килограмм за килограммом.

Когда эти двое наконец насыщаются, они заворачивают оставшиеся куски мяса вместе со всеми внутренностями, головой и ногами в шкуру, и мы возвращаемся в хижину. Я несу свой «завтрак». Вокруг хижины царит ночная тишина. Мы заползаем в наше жилище, и мать тут же встает. Мужчины отдают ей остатки мяса. Я почти ничего не вижу, кроме красноватых мерцающих углей в очаге.

Брат уходит от нас, чтобы отнести мясо жене. Мать потихоньку ворошит угли и осторожно дует, чтобы разжечь огонь. Конечно, не обходится без дыма, и я снова кашляю. Затем вспыхивает пламя и в хижине становится светло и уютно. Мать хватает кусок жареного мяса и будит Сагуну. Я поражаюсь, видя, как эта маленькая девочка, только что пробудившаяся от глубокого сна, жадно хватает предложенное мясо и ножом отрезает от него маленькие кусочки – прямо возле рта.

Пока они едят, закипает вода для чая. Мы с Лкетингой пьем чай. Козлиная нога, предназначенная для меня, свисает с потолка над моей головой. Как только чайник пустеет, мать бросает в него маленькие кусочки мяса и поджаривает до хруста. Затем наполняет ими пустые калебасы. Я пытаюсь выяснить, что она делает. Лкетинга объясняет, что так мясо сохранится несколько дней. Сейчас мать таким способом приготовит все остатки, иначе завтра сюда придет много женщин, с которыми ей придется делиться, и нам опять не останется ничего. Считается, что козья голова, полностью черная от копоти, особенно хороша, поэтому стоит приберечь ее на завтра.