Белая муха, убийца мужчин

Наверно, она сказала это, чтобы показать, что за ней стоит настоящая сила. Но я не поверил. За Босой было только пятнадцать мадмуазель на сундук мертвеца. Пятнадцать доведенных до отчаяния девок. А за нами были История и Государство. И Государство терпеливо ждало, ковыряясь в носу, пока мы разбирались между собой, на чём же в действительности стоит мир.

«Как ты думаешь, чем это всё кончается?» — произнес ласковый голос у меня под ухом.

Это был Кунце, который неслышно подошел ко мне и положил на плечо толстую руку. Меня передернуло. Я почувствовал, что сейчас снова заплачу.

«Чем-чем, — сказал я, оборачиваясь. — Вас трогать никто не будет, вы же иностранцы. Там, за стенами, уже и посол, видимо, бегает. Валнуеццо».

«Я люблю убивать зубр, — задумчиво сказал Кунце. — Расскажи мне про книги, где есть зубр. Если приеду домой жиф-здороф, найду, буду читать. Я всегда хочу знать, кого убиваю. Если бы все знали, кого убивают, будет меньше страдания. Только охота, спорт».

«Книга… — процедил я сквозь зубы. — У нас есть не книга, а песня. Песня про зубра. По большому счёту, её должен знать каждый беларус. Её изучают в школе — чтобы, прочитав, сразу же забыть…»

«О, говори, пожалуста, по-русски, — поморщился Кунц. — Я совсем не понимаю эту вашу мову».

«Хорошо! Песня про зубра — это ты понимаешь?» — сказал я сердито.

«Да», — он удовлетворенно кивнул, облизав пухлые губы.

А меня уже было не спыніць не стрымаць. До решающего часа оставались всего лишь вечер и ночь, утром истечёт срок ультиматума, о котором я до сих пор не имел никакого представления, мы сидели в Замке с немцем, который приехал убивать зубров, и я рассказывал ему о Николае Гусовианусе с его латынью, о посольстве в Риме и о Витовте — и чувство нереальности происходящего охватило меня настолько, что я уже не верил даже в собственное существование. Мне казалось, что никто из нас никогда не жил здесь, что не было никакой Страны Замков, и никакой Босой, и Миколы Гусовского не было, что нас всех придумал некий бездарный писатель, какой-то графоман, которому никогда не было интересна реальная жизнь, и он решил смастерить из своих комплексов и страхов другую, такую жизнь, где ему будет удобно заниматься самообманом…

Я рассказывал ему о не интересной никому из моих соотечественников поэме, об этой длинной и непонятной беларусам «Carmen de statura feritate ac venatione bisontis», написанную сыном лесника для римского Папы, неоправданно жестокую, многословную, патологически энциклопедическую, пронизанную патриотически-охотничьим азартом, а сам подумал о том, что в ней на удивление мало женщин. Их там почти нет.

Я хорошо знал этот текст, занятия в шляхетском клубе не прошли даром, каждый член клуба должен был прочитать беларусский перевод минимум дважды — в поэме говорилось о наших предках, и мы иногда читали её наизусть, вслух, пугая мирных минчан, что сидели, задремав над своими суши, нашим зычным декламированием. Женщины и зубры… Конечно, главный женский персонаж в истории Гусовского — королева Бона, которой он написал прозаическое посвящение. Гусовианус называет её «найвучонейшай», да, но он сам учит её жизни, как настоящий мужчина — проявляя всю свою куртуазность и всю ироничность:

«Мне хорошо известно, наисветлейшая госпожа, какого счастья ты желаешь этому королевству и как много рассуждаешь и думаешь об улучшении его положения…»

Это он ей так зубы заговаривает. А на самом деле не верит, что баба может управлять королевством. Вот лесник — это да… Как там было дальше? Интонации поучительные, учительские, родительские….