Белая мышь

Денден сел на неё и стал прыгать так, что заскрипели пружины.

– Хочешь выпить? Я слышал, что немцы так и не смогли попасть в винный погреб, а мы с тобой отлично вскрываем замки. Я уверен, владелец бы не возражал.

– Не сегодня, Денден. Но если ты хочешь найти какого-нибудь симпатичного парня и отпраздновать с ним, я не буду тебя останавливать.

Он шумно выдохнул и откинулся на кровать.

– Завтрашняя атака ужасно влияет на моё либидо. Как мне наслаждаться компанией пытливых молодых людей, если я знаю, что уже завтра их может не стать? Твой план сработает? – спросил он, заложив руки за голову.

Она прислонилась к окну и скрестила руки на груди.

– Я не знаю, Денден. Шансов мало. Ты не забыл про свою роль, я надеюсь.

– Нет, дорогая. Я более чем готов к подвигам. А потом, если кто-то из нас выживет, я вскрою погреб и найду себе нового друга, опьянённого победой.

Нэнси не поверила его браваде. Она видела, как Денден смотрит на Жюля, когда думает, что никто его не видит. Она легла на кровать рядом с ним, и он обнял её за плечи, прижав к груди.

– Нэнси? – Он гладил её по волосам.

– Что?

– В шифровке было кое-что ещё…

– Майор Бём, – прошептала она и прикусила губу.

– Да, дорогая. Видимо, этот батальон – сборная солянка из целого ряда подразделений. Лондон говорит, что с ним возвращаются и все офицеры гестапо, которые работали в разных районах.

Он набрал в лёгкие воздуха, чтобы продолжить, но она положила руку ему на грудь.

– Всё в порядке, Денден. Я больше не убегу. По крайней мере, до тех пор, пока мы всё не закончим. А потом я его найду.

– Хорошо. Ты нам нужна, – сказал он, целуя её в макушку.

Больше они не разговаривали, и через какое-то время по глубокому дыханию Дендена Нэнси поняла, что он заснул. Ей же в эту ночь поспать так и не удалось, и она до утра смотрела на тени на стене, пока не пришло время вставать. И начинать день.

62

На самом деле проиграл немецкий народ. Им не хватило силы воли, они не заслужили того лидера, который был им послан. Бём сидел в кузове открытого джипа, который, громыхая, медленно ехал в сторону его неблагодарной страны в окружении бесхребетных генералов и других высших офицерских чинов, которые и предали фюрера. Какая жестокость, что достойные люди, такие как командир Шульц, убиты, а мягкотелые и безмозглые продолжают жить и, как черепахи, ползут сейчас домой, бряцая своими медалями.

Как можно так медленно плестись! От него мог быть толк в Берлине, а он застрял здесь вместе с остатками двух разгромленных батальонов, которые передвигались со скоростью пешего хода солдат и полдюжины «Панцеров». Как союзники умудрились выиграть? Как британцы и американцы не заметили, что у них с Германией общие интересы? Очевидно, что им нужно было объединиться и разбить еврейско-марксистских сообщников, захвативших Россию. А теперь эти страны с приличным расовым составом населения объединились с этим жалким подобием людей – славянами. Это отвратительно, невыносимо, возмутительно! Как они умудрились выживать и воевать при том, что им приходилось забирать оружие у собственных погибших солдат? Все его знания психологии, полученные в Кембридже, учёба с самыми блестящими умами его поколения не подготовили его к их невероятной способности страдать. Весь его опыт говорил, что они должны были сломаться очень давно, ещё много месяцев назад; французы, к которым они достаточно долго относились вполне терпеливо, должны были принять их и восхвалять; англичане, уважающие благородное происхождение, передовую теорию евгеники и расовую чистоту, должны были объединиться с немцами с самого начала, но ничего из этого не произошло.

Он представил, что бы сделал, если бы встретился с немецким генералом, который командовал на востоке: плюнул бы ему в лицо, сорвал эполеты, размазал его жалкие, ничего не стоящие мозги по полу.

Упиваясь этими воображаемыми сценами, он смотрел на полковника на противоположной скамье. Ярость немного отвлекала его от раны на щеке, которую ему нанесла Уэйк и которая отказывалась заживать. И вдруг этот полковник кашлянул, и изо рта у него потекла кровь, на лице отразилось удивление, а затем обида, словно он стал жертвой какой-то социальной несправедливости. Он упал вперёд, и Бём увидел дырку в холсте, натянутом над кузовом.

Автомобиль остановился, и Бём услышал свист пуль в воздухе. Снаружи кто-то выкрикивал приказы. Не обращая никакого внимания на тех, кто сидел рядом, он выбрался из кузова и спрыгнул на дорогу.

– Ложись! В укрытие! – закричал он сбитым с толку пехотинцам. Они были настолько утомлены, что далеко не сразу осознали, что по ним стреляют. Они попытались убежать, но насыпь была слишком высокая, а кюветы – мелкие.

– Прячьтесь за машинами и техникой! Прежде чем отстреливаться, поймите, откуда стреляют!

В метре от него сержант, только что пытавшийся вывести своих людей за линию огня, получил пулю в горло и схватился за шею. Бём отошёл в сторону, чтобы не запачкаться кровью.