Белая невеста, черная вдова

Они дошли до ее пятиэтажки и поднялись в квартиру, никого по дороге не встретив. Это было хорошо, потому что Юра никогда не снимал обручальное кольцо, а Тане не хотелось, чтобы это заметили соседи.

Он обнял ее прямо у захлопнувшейся двери, и она его обняла, и сначала даже не поняла, почему он внезапно отпустил.

Ему звонила жена.

Юра посмотрел на экран телефона, помедлил и ответил.

— У меня заболел ребенок, — через минуту объяснил он Тане.

— Я понимаю, — сказала Таня.

— Я не могу бросить своих детей, — мрачно заговорил он. — Понимаешь? Я никого никогда не любил так, как тебя, но я не могу бросить детей.

— Понимаю, — кивнула Таня.

— У тебя нет своих детей, и тебе трудно понять…

— Я понимаю…

Потом она смотрела из окна, как Юра скрывается за углом дома, и неожиданно почувствовала, как хорошо и правильно то, что сейчас произошло, вернее, то, чего не произошло.

Это лучшее, что могло с ней случиться.

Таня тогда выпила рюмку какого-то сладкого вина, которое оставалось от последнего приезда Вари, легла спать, сразу заснула и спокойно спала всю ночь.

Юра верный и надежный друг, и ничего другого ей от него не нужно.

Другое только все испортит.

В ординаторской появилась Ольга Петровна, тоже выпила чаю. Рассказала, как внучка вчера просила купить ей настоящую волшебную палочку. Тогда она сделает так, чтобы папа никогда не ходил на работу и всегда с ней играл. Посмеялись.

Потом Таня рассказала, что у них во дворе вчера застрелили человека. Посочувствовали родным и близким.

О том, что родным и близким является больная Крутицкая, Таня почему-то не сказала.

Ольга Петровна вышла, Таня принялась заполнять истории болезней.

Сосед Степан вчера решительно отодвинул ее от тела человека в машине, загородил собой и зачем-то обнял за плечи.

Это было глупо, поскольку она видела мертвецов побольше, чем он.

И потом, когда приехала полиция, он все время держался рядом и все время старался непонятно от чего ее оградить.

А когда решил поехать за женой убитого, проводил Таню до квартиры и посоветовал:

— Вы выпейте чего-нибудь.

— Чего? — не поняла Таня.

— Ну… Валерьянки какой-нибудь.

Ей стало смешно, но она не улыбнулась.

— Я кардиолог, — напомнила она соседу. — Я работаю в реанимации.

Он молча повернулся и пошел к лифту, а она заперла дверь.

Вспоминать, как вчера Степан топтался около нее, было весело и приятно, хотя Тане было очень жаль Инну Ильиничну.

В дверь заглянула медсестра, позвала Таню к новому больному. В окно светило солнце, и не верилось, что к вечеру должно резко похолодать. Во всяком случае, такой прогноз сообщили по радио.

Ночь Влада практически не спала. Приехав домой, в первую очередь сделала самое неприятное — позвонила свекрови. Вообще-то Влада боялась, что со свекровью случится обморок или что-нибудь в этом роде, но Елизавета Владимировна только молчала. Владе даже пришлось несколько раз спросить, слышит ли ее свекровь.

— Что? — повторяла Егорова мать. — Что?

Влада, как могла, рассказала, «что», и положила трубку. Думала, свекровь начнет перезванивать, но телефон молчал.

Ну и ладно. Хорошо, что не пришлось никого утешать. Свекровь несколько лет назад вышла замуж, пусть ее муж утешает. Владу бы кто-нибудь утешил.

Рассуждать так было жестоко, но и с Владой жизнь обходилась не слишком ласково.

Она легла в постель, поворочалась, встала и позвонила матери. Мама, в отличие от свекрови, заахала, заохала, а потом расплакалась.

— Приезжай, Владочка, — принялась уговаривать мама. — Приезжай, тебе сейчас нельзя оставаться одной. Хочешь, я приеду?

Этого Влада решительно не хотела. Ей действительно было сейчас плохо, ужасно, но едва ли от чьего-то присутствия станет лучше.

— Я хочу побыть одна, — твердо сказала она матери.

После разговора с матерью Влада ненадолго задремала, минут через сорок проснулась в полной темноте и потом не спала уже до утра.

Она мечтала о том, чтобы Егора не стало, уже несколько лет. Она была несчастной последние годы. Странно, но сейчас она казалась себе еще несчастнее.

«Это шок», — объясняла себе Влада. Она молодая, красивая, богатая женщина. Она недолго будет одна, у нее все впереди.

Влада уговаривала себя и плакала. Вставала, умывалась, снова ложилась и снова плакала.

Она успокоилась, когда решила, что утром позвонит Степе. Позвонит и попросит побыть с ней в тяжелую минуту. Он не откажет. Он всегда был жалостливым сверх меры, раньше Владу это здорово раздражало.

Однажды подобрал шелудивого кота. Кот лежал под деревом в сквере, где они любили гулять. Сквера давно уже нет, на его месте построили элитный дом.

Они гуляли. Шли, останавливались, целовались. И не заметили бы кота, если бы тот не зашипел.

— Что с тобой? — Степа присел на корточки, наклонился над пытающимся отползти животным.

Шерсть у кота была свалявшаяся, грязная.

— Не трогай его, у него может быть лишай, — предостерегла Влада.

Степа не послушал. Упрямый был.

— Да не бойся ты! — это он сказал не Владе, коту. — Покажи лапку.