Флешка у него была. Даже три. На всех записаны рабочие программы, и он достал первую, которая попалась под руку.
— Там данные со всех камер и склейка.
— Разберусь.
На стене, в проеме между книжными шкафами, висела большая фотография мужчины лет сорока. Мужчина был коротко острижен и смотрел на Дробышева пристально и строго.
Друг? Почему-то было неприятно думать, что квартиру Татьяне подарил друг.
— Это мой папа, — словно угадав его мысли, ответила она.
Наверное, надо было спросить, почему рядом нет портрета матери. Но он не спросил.
— Могу накормить вас ужином, — улыбнулась она, когда Дробышев вынул флешку из компьютера. — Только у меня все магазинное, вам может не понравиться.
— Мне наверняка понравится, — заверил он. — Но ужина не надо. Чайку.
Вообще-то, чай он тоже мог попить дома, но Татьяна была такая бледная и грустная, что ему захотелось чем-то ее развеселить.
И просто не хотелось от нее уходить. Непонятно почему.
Чай у нее оказался вкусный. В пакетиках, но крепкий и ароматный, он такого никогда не пробовал.
— Отчим привез из Англии, — опередила она вопрос. — Неплохой чай, правда?
— Неплохой, — согласился Дробышев.
Она достала сыр, колбасу. Он сделал себе бутерброд, понял, что здорово голоден, и сделал второй.
— У Инны Ильиничны есть какая-то важная информация? — То ли от крепкого чая, то ли просто оттого, что оказалась дома, Татьяна перестала казаться бледной и несчастной. — Я так поняла, когда мы с вами у нее были, и вы переписывали что-то с компьютера.
— У нее брат был журналист, — объяснил Дробышев. — Максим Кривицкий, слышали?
— Нет, — покачала она головой.
— Известный журналист. Он умер в прошлом году. Перед смертью передал ей свой архив.
— Журналист — отец племянника?
— Да.
Она задумалась, слегка нахмурив лоб. Дробышеву было приятно на нее смотреть и не хотелось никуда уходить.
— Вы знаете, что в архиве?
— Много всего, — улыбнулся он и признался: — Я в него заглянул.
— Из-за этого могли убить?
— Все может быть, — пожал он плечами. — Только я не думаю, что Егор принялся кого-то шантажировать, он был разумным человеком. Если кто-то разыскивал архив Кривицкого, скорее, убили бы Инну. И не сейчас, а год назад.
— Там настолько серьезный компромат?
— Серьезный. Только знаете, — медленно проговорил Дробышев. — Я не думаю, что компромат может всплыть сам по себе. Я не верю в честных журналистов-одиночек. Компромат всегда всплывает по чьей-то отмашке.
— Вы не верите только в честных журналистов? — улыбнулась она. — Или вообще в честных людей?
— В честных людей — верю, — засмеялся он. Неожиданно ему сделалось весело. — И даже в честных журналистов верю. Я не верю, что разоблачения появляются по воле честных журналистов. Любой журналист знает правила игры, а если не знает, значит, туп и ему нечего делать в этой профессии.
— Грустно, если это так.
— Грустно, — подтвердил он. — Но это так.
Татьяна опять задумалась и опять нахмурила лоб. Губы у нее были не накрашены, и, наверное, поэтому он только теперь заметил, какие они красивые. И глаза у нее красивые, большие, зеленые.
Дробышев допил чай, отодвинул чашку.
— Спасибо.
Она не стала предлагать еще, поднялась, вышла за ним в прихожую. Надевая куртку, он опять покосился на видневшийся портрет мужчины.
— Папа давно умер. Я еще в школе училась.
Она не сказала ничего особенного, но он, не замечая этого, улыбнулся.
Пересекая лестничную площадку, Дробышев всерьез опасался увидеть Владу.
«Если она позвонит, не буду отвечать», — трусливо решил он, запирая замок изнутри. Ему было противно вспоминать прошлый вечер.
Повезло, Влада не позвонила.
22 марта, вторник
Больше всего Владе хотелось поехать к Степе. Она влюбилась, не иначе. Только действовать нужно осторожно. Ну уйдет он с работы один раз, другой, а потом?.. Сначала нужно его крепко привязать, чтобы настоящей его жизнь казалась ему только рядом с Владой, как раньше. Тогда он сам будет стремиться проводить с ней каждую минуту.
Конечно, как новый окончательный вариант Степу она не рассматривала. Все-таки разные они очень, трудно будет всю жизнь прожить вместе. Вот с Егором Влада жизнь воспринимала одинаково, жаль только, что Егор не умел быть таким же надежным, как Степка.
Просто сейчас Степа действительно был единственным, на кого она могла хоть как-то опереться, не с мамой же, в самом деле, текущие дела обсуждать?
К тому же мучило неприятное чувство, что Степу судьба пытается у нее отнять, а Влада не выносила, когда у нее что-то отнимали.
Она позвонила Савельеву, сообщила, что через час приедет. Савельев отреагировал правильно, охранник на въезде на стоянку поднял шлагбаум, едва она подъехала. В бюро пропусков ее уже ждал пропуск, причем не временный, а постоянный. А сам Костя встретил ее у лифта.
— Спасибо, — ласково поблагодарила Влада. — Вы мне очень помогаете, Костя.
Он ей совсем не помогал, делал свою работу, но хвалить людей Влада считала правильным.
— Костя, — сразу же перешла она к делу. — Мне нужно с вами поговорить.
Он вопросительно на нее посмотрел, Влада быстро пошла к секретарской.