У них впереди вся жизнь. Он будет держать ее на коленях, а она смотреть на него с нежностью.
— Степа, я хочу съездить, — прошептала Таня ему в ухо. — Я никогда не видела портретов, только в Третьяковке.
Он не ответил, покачал головой — нет.
Она отодвинулась, посмотрела ему в глаза, мгновенно посерьезнела.
— Вчера стреляли в тебя?
— Нет, — быстро сказал Дробышев. — Не думаю. То есть уверен, что не в меня. То, что знаю я, может узнать пол-Москвы, всех не перестреляешь. Но тебя все равно не пущу.
Она высвободилась из его рук, встала, подошла к окну, зачем-то посмотрела вниз.
— Степа, я поеду! Позвони Владе, пусть договаривается. Мне это ничем не грозит.
— Тань, ну незачем в меня стрелять, — поморщился он.
— Я тоже так думаю. — Она отвернулась от окна, прислонилась к подоконнику. — Тем более что парни из полиции уверены — хулиганство. Звони, пусть Влада договаривается. Я хочу иметь портрет. А еще я хочу жить спокойно и не думать, что кто-то мог в тебя стрелять.
Поездка к журналисту едва ли могла освободить ее от тревожных мыслей, но он видел, Таня не отступится.
Дробышев нехотя согласился. Он не знал, что убийство всегда порождает волну опасности, приближаться к которой нельзя. От этой волны нужно стараться убежать.
Влада перезвонила почти сразу, жена журналиста не возражала показать портрет. Через час Влада подъехала к подъезду, Таня и Степан спустились, сели к Владе в машину.
Пробок не было совсем, только несколько раз ненадолго задержались у светофоров.
За городом снег еще лежал, но уже не сплошной, черные проталины расползались по нему, поглощая остатки надоевшей зимы.
День выдался солнечный, по-настоящему весенний. Таня достала темные очки, принялась разглядывать серую прозрачную лесополосу вдоль трассы.
Когда был жив папа, они ездили на дачу зимой и летом. Летом сам бог велел, а зимой папа любил кататься на лыжах, и Таня увязывалась вместе с ним. Еще на дачу ездили осенью, ходили за грибами, потом жарили их с картошкой. Более вкусной еды Таня не пробовала.
Ранней весной на дачу не ездили никогда, весеннюю распутицу родители считали непреодолимой и сил на нее не тратили. Наверное, зря. Тане захотелось надеть резиновые сапоги и пройтись по просыпающемуся лесу.
Когда папы не стало, Таня с мамой однажды провели на даче мамин летний отпуск. Хорошего отдыха не получилось. Ужас и тоска, отступившие за полгода, прошедшие после папиной смерти в Москве, вернулись снова. Мама заплатила парням-таджикам, они выкосили участок, Таня валялась в гамаке, листала старые журналы и книги и мечтала, чтобы отпуск поскорее закончился.
— Степ, помнишь, мы ездили сюда на шашлыки? — Влада посмотрела на сидевшего рядом с Таней Степана в зеркало.
— Нет.
— Ездили, — засмеялась Влада, показала на лес справа. — Ты еще скучал все время, когда все веселились.
Таня старалась не обращать внимания на их воспоминания. Они встречались когда-то, в этих воспоминаниях нет ничего особенного.
— Останови здесь, — попросил Степан, кивнув на придорожное кафе.
— Зачем? — удивилась Влада, но машину остановила.
— Я к журналисту не пойду. — Степан вылез из машины, улыбнулся обеим девушкам, захлопнул дверцу.
— Он успел поругаться с журналистом? — догадалась Влада, ласково посмотрев на Таню в зеркало.
— Да, — заставила себя улыбнуться Таня.
— Это с ним бывает.
Влада посмотрела на навигатор, задумалась, сбавила скорость.
— У Степы нелегкий характер. Он плохо сходится с людьми.
Таня промолчала. Машина свернула направо, голый лес приблизился.
— Вот вы легко знакомитесь.
— Да нет, — не согласилась Таня. — Скорее наоборот.
— С моей соседкой сразу разговорились.
— Это случайно вышло. Ей нездоровилось, а я все-таки врач, заметила.
— Что с ней? — равнодушно спросила Влада.
— Надо разбираться. Я посоветовала ей сходить к врачу. Это приходящая няня, — уточнила Таня.
— Да? А я не знала. Она здоровается, я отвечаю.
— Сейчас мало кто знает своих соседей.
— Это точно. — Влада помолчала. — Не думала, что эта… няня хоть что-то обо мне знает.
— Да она, наверное, и не знает. — Таня чуть не ляпнула, что едва ли Влада очень интересна няне. — Просто у вас общая уборщица. Слухи об убийстве разносятся.
Влада нахмурилась, сжала губы.
— Простите, — опомнилась Таня.
— И что она знает про убийство?
— Ничего, я думаю. Просто она видела вас в тот вечер. И вас, и вашего мужа.
Появились дома, в основном новые, в два-три этажа. По-хорошему, дачный домик давно нужно было снести и построить новый. Но почему-то именно дача казалась Тане по-прежнему папиной территорией, и представлять там другого мужчину, даже такого замечательного, как отчим, было неприятно.
Влада остановила машину у высокого сплошного забора, нажала кнопку звонка у калитки.
— Ее зовут Дана, — тихо сказала Тане.
Замок негромко щелкнул, Влада толкнула калитку.
Хозяйка ждала их на крыльце, кутаясь в пушистую шубку неизвестного Тане меха. Кутаться в шубку в десять градусов тепла было странно, но хозяйке шло. Дана была высокой и стройной, не ниже Влады. Улыбалась гостьям ласково и рассеянно, как будто не вполне понимала, кто они такие и почему перед ней оказались.