Рубин набирал скорость, чувствуя, что брат летит за ним тенью. Резко дернулся вбок, чтобы уйти от преследования. Да какой там! Сапфир предвосхитил маневр, на лету вцепился в него мертвой хваткой, и они кубарем повалились на кроны. Путаясь в лозах и ломая ветви, рухнули на землю.
Боль вгрызлась в тело, но Рубин вскочил. Поглядел на сжавшегося в комок брата. И рванул в лес, разжигая пламя.
— Идиот! — выкрикнул Сапфир.
***
С каждым проблеском лезвий, с каждым всплеском чар лес трясло всё сильнее и сильнее. Барклей превратился в поле боя — в полосу препятствий, где любой луч света, любой звук мог повлечь смерть.
Друзья и враги слились в одно движущееся пятно. Остались только инстинкты, толкавшие Аспарагуса вперед. Осталась только бурлящая в крови сила, дарованная братом и Вечным Древом.
Стрелы вонзались в деревья и указывали безопасные направления. Хранители носились на высоте — и прутья, охваченные зеленью чар, сплетались под их сапогами тропами.
Травяные волосы Аспарагуса шевелились как живые. Он бежал по земле, на ходу вызволяя из ножен меч. Поворачивал голову то влево, то вправо, выхватывая в отблесках колдовства недругов.
Арбалетный болт пронесся рядом. Разрезал воздух и воткнулся в грудь твари, хлопнувшей перепончатыми крыльями.
Другую полугарпию Аспарагус умертвил, подкравшись сзади. Клинок с влажным хрустом врезался ей в спину.
Аспарагус пинком отправил жертву к краю ямы, утыканной копьями. Она шагнула в пустоту и сгинула. Он обернулся. Увидел, как неподалеку пробежал на крохотных ножках блуждающий огонек. На миг тот завис в воздухе. Развел ручонками, как бы говоря «Вы и сами тут справились». И метнулся вверх, к сидящей на ветви лимнаде, которая подмигнула Аспарагусу и скрылась в листве.
Песнь сирены растекалась по лесу, тревожила слух, но разум не дурманила — слишком далеко!
Ямы окружали Аспарагуса. Земля между ними бурлила. Но тратить чары на выделку «моста» и спуск ветвей он не желал. Повезло — одну яму пересекало упавшее дерево. Ствол, ощерившийся переплетением корней, вел к твердой почве. Аспарагус пробежал по нему. Узрел на дне насаженного на колья дриада — наполовину обглоданного, его вывернутые ребра омывала кровь. Нагнулся, избегая корней и свисавших с них комьев почвы.
Вскинул голову, услыхав сверху шелест. Еще чуть-чуть — и двукровная спрыгнула бы на него и впилась в шею когтями. Он ускользнул от нее в повороте. Она сошла на землю в шаге от него. Выгнулась, поднимая дрожащий вопль. Аспарагус выхватил из-за пояса нож. Прицелился.
И в тот же миг к вырожденке подскочил Зеф. Обрушил ей на ухо удар палицы. Казалось, голова её должна отлететь, утягивая за собой хвост крови. Но нет. Вырожденка только отступила. Запнулась о выросший сорняк и рухнула в плотоядный цветок, раскинувший на траве лепестки. Бутон сомкнулся. Из чрева его донеслось шипение вперемешку с бульканьем.
Наверху запела тетива — чуть поодаль несколько хранителей со стальными шипами на плечах всаживали в ковылявшую по тропе стемфу стрелу за стрелой. Она шла на них, как живая мишень.
Шла и «собирала» стрелы, превращаясь в нечто, истекавшее кровью.
— Мастер. — Зеф смахнул со лба мокрые кудри.
Одернул кожаный нагрудник и кивнул. Аспарагус наградил его ответным кивком и огляделся.
Он ведал: многих двукровных погубило Древо, но выродки есть выродки. Часть из них выжила, раскиданная по Барклей. Одни уже напоролись на мечи хранителей. Другие еще буйствовали.
Дым от горящих деревьев утекал в небеса. Пускал по ветру листву и разносил запах гари.
— Где наследник и правитель?! — выкрикнул Аспарагус, тщась перекричать звон стали и треск коры.
— Так вы же правитель!
— Зефирантес, не тупи!
Зеф схватил за поводья бегущего мимо элафия. Запрыгнул в седло на бегу, тревожа дымную взвесь.
— Я найду их! — пробасил он под дробный перестук копыт.
Аспарагус ощутил поблизости шевеление. Выцепил среди смога и горящих обломков летящее копье. Две лимнады выскочили из кустов. Перепрыгивая через валявшиеся трупы, понеслись невесть куда и затерялись в дыму. Аспарагус поглядел влево: стрела прошила выродка наяды, тот упал на колени, прижал ладони к груди, пропуская кровь между пальцев. Поглядел вправо — и перехватил взглядом блеск разящего кинжала.
Проклятие! Аспарагус ускользнул от лезвия в повороте. Позолоченный клинок просвистел у шеи. Вонзился в дерево, раскрошив кору. Не удержался и упал на островок выжженной земли.
Золотой кинжал! Ну конечно! Кого еще госпожа Судьба могла подвести к Аспарагусу?
Каладиум подходил, едва переставляя ноги. Жирная капля крови свисала с его подбородка. Незажившие увечья тяготили его. Кривили лицо. Отжимали силы. И все же неспроста его одарили столькими незатейливыми прозвищами. Он не внушал бы собратьям страх, ежели бы не умел терпеть, ежели бы оседал из-за ранений в кустах и сдавался на милость врагов.