-- Послушай, -- горячо воскликнул он, -- можешь считать это бредом сумасшедшего, но мне кажется, что я нашел разгадку. Я проник в тайну нетерпеливой, обостренной тоски, овладевающей людьми в эти гнетущие вечера остановившегося заката, когда самое небо, ветки деревьев, пустые впадины окон, блуждающие в полутьме фигуры, все ждет чего-то и томится надеждой. Все ждут пророка! Ждут, что придет кто-то новый и смелый, и разрушит преграды, и скажет, что нет чужих людей, чужих квартир, нет знакомых и незнакомых, а есть только ничем не преграждаемая свобода влечения одного к другому. И вспыхнет великая, бескровная революция отношений между чужими и, кто знает, может быть, обновится самая психология сближения человека с человеком. В один год переустроится мир. Будут подходить друг к другу на улицах и спрашивать: "послушай, о чем ты думаешь, почему мне знакомо твое лицо?" Будут догонять друг друга на извозчиках, искать по темным переулкам, звонить в чужие квартиры, неожиданно вскакивать в отходящие поезда. И завяжутся новые, необыкновенные, таинственные связи, основанные не на фальшивых соединениях людей посредством каких-нибудь именин, журфиксов и файф-о-клоков, а на истинном, свободном искании одним другого...
-- Не угодно ли тебе полюбоваться на этих двух господ, -- иронически произнес Ключарев, внезапно останавливаясь на перекрестке, -- посмотри, как они любезно пожимают друг другу руки и улыбаются, чтобы скрыть зевоту. Это люди однажды представленные друг другу на именинах. Они, извольте видеть,
Приятели, как остановились так и стояли на перекрестке, и пока один говорил, а другой слушал, небо изменилось неуловимо для глаза, потемнело и посветлело, сделалось похожим на зеленоватую кисею, в которой таяли и исчезали водянисто-золотые призрачные звезды. А волшебно-живые огни заката в стеклах последних этажей уже сливались с уютными красноватыми огнями ламп.
-- Ты как будто грозишь неведомому врагу, -- волнуясь сказал Гордеев и замигал белыми ресницами, -- между тем во всем, что ты осуждаешь, виноваты сами же люди. Может быть, большинство из них не желает той свободы, которую ты проповедуешь.
-- Ага! -- радостно подхватил художник, точно ждал этого возражения, -- великолепно! Кто же нам мешает проверить?
-- Но как же мы будем проверять, не пойдем же мы опрашивать весь город, не полезем, наконец, в чужие квартиры?..
-- Увидим, увидим, -- загадочно говорил Ключарев, по привычке махая рукою сверху вниз, -- ты только доверься, ну попробуй сойти на два часа с ума. Вообрази, что мир давно переустроен и докажи, что ты не какой-нибудь изолгавшийся буржуа, а настоящий, свободный человек.
-- Да мне что, -- как бы обидясь сказал Гордеев, -- я согласен на что угодно. Чудак, точно с тобою спорят... Однако, какой у тебя план?..
-- Увидим, увидим, -- тем же загадочным тоном повторил художник, -- забудь только на всякий случай, что у тебя фуражка с кокардой, а остальное приложится само собой.