Белая птица

С полчаса, вряд ли дольше, они пробыли без Сережи. Но все это время Анна не могла освободиться от чувства гадливости и боли. Георгию тоже было не по себе. Они пошли назад, незаметно ускоряя шаг.

Сережу они не нашли — ни на даче, ни в саду. Сережа пропал. На кухне обнаружилась еще одна пропажа: исчезли спички. У плиты, на табуретке, лежал кленовый лист и на нем — мертвый мотылек.

Из сада донесся крик. Кричала соседка из-за штакетной ограды:

— Карачаевы! Горите! Пожар!

Георгий соскочил с террасы, глянул вверх и отшатнулся.

— Черт…

Из чердачного окна дачи сочился дым.

Взобравшись на тесный чердак с ведром воды, Георгий увидел короткие язычки огня на стропиле. Тлела и вспыхивала плотная промасленная бумага из-под селедки. Большой ее ком, вместе с щепками, был привязан к балке бечевкой.

Георгий плеснул из ведра. Пламя зашипело, замигало. Анна подала ему в чердачное окно второе ведро, полное до краев. Дым повалил гуще, вонючий, едкий. Георгий сорвал обгорелый ком со стропила, растоптал его. Вылил на бумагу и на стропило еще ведро воды Огонь погас.

Когда дым слегка рассеялся, Георгий и Анна увидели в темном углу чердака Сережу. Он сидел скорчившись, стуча зубами. Он не давался в руки.

Георгий силой вытащил его из угла, немого, извивающегося, как кошка. У чердачного окна Анна отобрала у Георгия сына, но еще долго он бился в ее руках, пряча лицо. Анна дала его гордыне успокоиться. Свела его на землю. Умыла, переодела с ног до головы и уложила в постель. Он уснул, даже не всхлипнув.

Анна и Георгий, обескураженные, гадали, что же с ним стряслось. Почему он поджег стены, в которые любил вколачивать гвозди, крышу, которую красил с отцом? На чердаке Сереже была обещана голубятня…

Георгий посматривал на сына свирепо. Сережа дышал спокойно, ровно, чисто. Но Анна и Георгий чувствовали, что он не скажет, почему так поступил. И опасались того, что он скажет.

Внезапно Георгий сорвался с места и бросился бегом в сад.

Анна вышла на террасу. Георгия там не было. Но с крыши, из чердачного окна доносилось его яростное, ликующее чертыханье.

— Поди сюда! Лезь скорей, скорей!

Анна влезла на чердак. На стропильной балке, у самого гребешка крыши Георгий показал ей небольшой серый мешочек, размером в два кулака, его непросто было рассмотреть в чердачной темноте.

— Вот почему в прошлом году было столько ос… Помнишь, как они шастали к нам на стол… как они обожали вареную любительскую… Выбирали из нее лапками сальце!

Под крышей висело осиное гнездо.

— С-сво-лочь! — смачно выговорила Анна впервые за десять лет их жизни. И стала искать, чем бы расшибить гнездо.

Он взял ее за руку.

— Оно уже пустое. Пустое… Пойдем. Выпьем один раз.

Спустились с крыши.

Им хотелось растолкать Сережу и потискать его, теплого, разморенного; они лишь подтянули сползшее с его ног одеяло. Пусть спит герой и мститель. Так еще лучше. Чокнулись чашками — рюмок на даче не было. Георгий закусывал колбасой, любимой осами, и смеялся.

— А и ты хороша — голыми руками на гнездо!

Потом все смешалось. Георгий много пил, выпил всю водку, которая была на даче, и не хмелел. Но лицо его темнело и темнело, и в голосе его уже не было веселой злости, был холодок, от которого у Анны загоралось лицо.

Сережа, проснувшись, задумался. Он усиленно соображал, во сне или наяву было то, что было… Георгий беззвучно смеялся.

Никогда прежде Анна не видела мужа таким смешливым. Никогда прежде ей не было так страшно.

Посмеиваясь, он говорил, что на парусники, в дальнее плавание, женщин не брали, чтобы плавание было благополучным. И целовал Анне руки. Ей это было неприятно. Он говорил, что на парусниках плавали морские волки. И щелкал пальцами перед лицом Сережи так, что тот пугался.

Закончив про парусники, Георгий сказал, что теперешний главный впервые в жизни летал на планере, построенном кружком Жуковского, когда еще никто не знал, как на таких сооружениях из льняного полотна и столярного клея летают. В Лефортовском парке, по ту сторону Яузы, втащили планер на горушку. Ухватился студент за два бруска в «кабине», а другие потащили планер на веревке. Взлетел дьявольский сосуд метров на пять над уровнем мирового океана и шлепнулся брюхом вместе с «летчиком». Больше всего радовались тогда, что цел планер… Кстати сказать: один государственный муж, депутат царской думы Марков 2-й, примерно в те же годы, внес законопроект: прежде, чем летать обывателям, обучить летать полицию!

Георгий глотнул из чашки, кашлянул и сказал, что в 1925 году на первомайскую демонстрацию от завода пошло двадцать человек… А в институте, который основал Николай Егорович и при котором завод, в двадцать пятом году было… восемь коммунистов: директор и семь стажеров; четверо из МВТУ и трое из Военно-воздушной академии по личной командировке Баранова, начальника ВВС.