Белая радуга

– Да. Теперь я расскажу подробнее об Институте, о том, что узнала, уже когда начала работать на них. У этого заведения долгая история. Когда-то Институт отпочковался от немецкой организации «Аненербе»[2]. Она распалась на несколько десятков подразделений, чтобы проще было вести свои исследования. Подразделение, или лабораторию, которая впоследствии стала Институтом, волновала вовсе не германская история и наследие предков. Там на полном серьезе ставили целью создание расы сверхлюдей, богоподобных созданий. Задача состояла в том, чтобы оторвать человека от первородного греха, следствием которого стали тленность, страстность и смертность. У новых людей должен был существовать врожденный иммунитет ко всему грязному, дурному. Страсти не одолевали бы их, как простых смертных, с детства они тянулись бы лишь к красоте и к знаниям. Прекрасные создания, не знающие болезней и увядания, они жили бы сотни лет и уходили из жизни, когда сами ощутят, что сделали и повидали все, что хотели. Ну и обладали бы сверхспособностями – для этого очень активно изучали всяких необычных людей, а особенно нойдов – это такие лапландские шаманы. Говорят, они умели невероятные вещи, правда, делиться своими секретами не спешили. Так что поначалу ничего не выходило. Потом закончилась война, Институт перебрался в Америку. Работа не прекращалась ни на день. И, хотя до цели оставалось все так же далеко, многие наработки оказались огромным шагом вперед. А когда в восьмидесятые годы был открыт геном, работа закипела с новой силой. Тогда же открылось множество подразделений по всему миру. Как я уже сказала, это было удобно, во-первых, для молодых и смелых ученых: они могли вдали от авторитетов продвигать собственные идеи. Во-вторых, каждый город, где обосновывался Институт, становился вроде как его экспериментальной площадкой. Школы, больницы – все шло в дело. Работа над главной фишкой Института – проектом «Первенцы» – не останавливалась ни на день. И уже в конце восьмидесятых дело сдвинулось с мертвой точки.

– Наша пятерка, – с тяжело ухающим сердцем догадался Редкий.

– Да. Эти работы всегда велись на самых засекреченных минусовых этажах. Ученые исступленно работали с генами, комбинировали, облучали, модифицировали. Дети, которых они создавали, не дотягивали до полубогов, однако у них появились определенные способности, немыслимые для обычного человека. Изучение загадочных нойдов даром не пропало. Кроме того, лет тридцать назад один ученый предложил концепцию создания так называемой «единой группы». То есть чтобы несколько человек, не являясь родственниками, были связаны настолько, что смерть одного влекла бы смерть четверых остальных. Проект казался полнейшей фантастикой, но именно поэтому многие им заболели. Сейчас ученые Института умеют получать не больше пяти детей в одной партии, и на ее создание уходит не один год. Именно поэтому разница между старшим и младшим в пятерке почти всегда пять-шесть лет. Но опыты продолжаются. А пока для уже существующих ребят был разработан протокол, обширная линейка опытов. Детей выбрасывали в большой мир и наблюдали, насколько велики шансы на выживание группы, учитывая их свойства и способности, которые проявляются не сразу. Если становится ясно, что группа жизнеспособна, детей собирают всех вместе и выводят эксперименты на следующий уровень.

– Зачем? – решился прервать девушку сбитый с толку Эдуард. – Разве нельзя наблюдать за детьми в этих самых институтах? Я имею в виду, если так велик риск потерять всех разом, случись что с одним.

Элла с отрешенным видом покачала головой:

– Это не риск. Это часть эксперимента, и когда гибнет одна группа, на смену ей приходит другая. Пойми, главный интерес представляют не способности детей, а их социализация. То, как относится к ним мир, готов ли их принять. Способности у этих детей во всех группах разные, хотя некоторые повторяются, и на первый взгляд не такие уж глобальные, это не какое-нибудь сверхоружие. Однако уже сейчас ясно, что множество людей готово пойти на что угодно, чтобы получить, так сказать, безлимитный доступ к некоторым из них. Другие люди, напротив, сразу опознают в детях безусловное зло и видят цель жизни в их уничтожении. Так случилось и в английском Барнсе, с самой перспективной на тот момент группой.

Элла опустила голову.

– Так кто же их убил? – дрогнувшим голосом спросил Редкий.

– Фанатики, много лет выслеживающие подкидышей. Такие группы стихийно возникали и в других странах. В нашем регионе это «Комитет».

Эдик тут же вспомнил выдавленные на картоне буквы «итет» на половине визитки.

– Но существование как экстремистских групп, так и групп вроде наших «Апофетов» внимательно отслеживается и вносится в протокол. У Института нет цели защитить детей, напротив, на экспериментальных площадках типа нашего городка для них создаются все новые квесты. Знаешь, я думаю, что существует некий заказ…

– В смысле?