Или я просто хочу приносить пользу. Хочу делать что-нибудь нужное, хорошее.
– Обо мне не следует сообщать властям. Я сам о себе позабочусь.
– Как скажете, герр Граф. Мне все равно. Считайте, что вы в больничной палате. Я здесь работаю, а куда вы потом пойдете, меня не касается. Так годится?
– Да. Спасибо, фройляйн. – Он как-то сник, лицо стало землистым.
– Пожалуйста. Вы, наверное, страшно проголодались. Вы ведь ничего не ели?
– Я в кухне не был.
– Да там особенно и есть нечего.
Франка глубоко вздохнула. Она так и не узнала, кто он, но этот разговор подождет. Она достала пузырек с морфием, шприц. Пациент молча смотрел, как шприц наполняется прозрачной жидкостью.
– Это избавит вас от болей. Хватит дня на три, затем придется перейти на аспирин. У вас может закружиться голова, будет тошнить, я принесу на всякий случай ведро. И учтите: следующие несколько дней вы останетесь в постели. Вставать вам незачем.
– Я понимаю.
– Вы не заключенный, – сказала Франка, постукивая по шприцу ногтем. – Я вам не враг. Как только дороги очистятся, вы свободны, а захотите – оставайтесь, пока полностью не поправитесь.
– Спасибо.
– Вот как вас теперь уложить обратно?
– Сюда-то дополз. Смогу и вернуться.
– Как вы в кровать заберетесь? Вы же не сможете подняться.
– Справлюсь.
– Я получше придумала.
Она взялась за спинку кресла и нагнула его назад. Ноги пациента оказались на весу; он поморщился и впился зубами себе в кулак. Франка положила руку ему на плечо.
– Простите. Мне нужно уложить вас в кровать, а потом сделать укол.
– Ерунда. Все нормально.
Взявшись за спинку обеими руками, Франка потащила кресло в спальню. Пистолет так и лежал у больного на коленях, Франка не пыталась его забрать. Двигать кресло оказалось труднее, чем она думала; к счастью, до кровати было недалеко. «Капитан» попытался подняться, но не смог, и Франка, продев руки ему под мышки, помогла перевернуться и лечь. Пистолет он сунул под подушку. Франка не возражала. Пусть видит, что ему доверяют. Он лежал на спине и старался не выказывать боли. Франка, прежде чем сделать укол, принесла ему стакан воды.
– Лекарство подействует минут через двадцать, а завтра я наложу вам гипс. Сейчас принесу поесть, пока вас не затошнило.
Он кивнул. Франка улыбнулась и пошла на кухню. Вернулась, неся тарелку со свежим хлебом и сыром. Он мгновенно все съел и откинулся на подушку.
Шел восьмой час.
– Теперь я вас оставлю, постарайтесь отдохнуть и выспаться. А завтра поговорим.
Он закрыл глаза, погружаясь в блаженное забытье. На лице появилась слабая улыбка.
– Доброй ночи, фройляйн.
Франка укрыла его несколькими одеялами и погасила лампу. Дверь запирать не было смысла, раз уж ему удалось ее отпереть. Пистолет он не отдал; придется просто ему верить.
Опять навалилась слабость, с которой Франка боролась целый день, и она побрела на кухню за хлебом и ветчиной. Страшно хотелось спать, но дров осталось катастрофически мало. Закончив скромную трапезу, она собралась с силами, надела шапку, куртку, перчатки и вышла из дому. К счастью, у заднего крыльца был небольшой запас нарубленных дров. На сегодня хватит, а утром придется добывать еще. Теперь это ее забота. Как и все прочее.
Франка легла; ее мысли занимал Даниэль Беркель. Его холодные голубые глаза – последнее, что она видела, погружаясь в сон.
К утру огонь погас, и воздух в доме казался ледяным. От холода спасала только гора одеял. Из маленькой спальни не доносилось ни звука. Голод и необходимость проверить пациента заставили выбраться из постели. Куртка висела у кровати; Франка надела ее прямо на сорочку и приготовила себе завтрак: хлеб, ливерная колбаса, сыр. Ночью снегопад усилился, и машину засыпало полностью.
Следы от саней наконец-то замело, дороги откроются не скоро, ее гостю хватит времени, чтобы немного оправиться. А еще по причине заносов откладывается совершенно ненужный им визит Беркеля. И возможно, когда все подтает, он подумает, что она давно уже в Мюнхене… Наивная мысль! Гестапо никогда ничего не «думает». Необходимо быстрее доделать тайник под полом.
Франка тихонько приоткрыла дверь спальни. Гость еще не проснулся – лежал на спине и похрапывал.
– Ну и спи, – прошептала она. – Это для тебя самое лучшее.
Минуту или две она постояла, прислушиваясь к его дыханию и в надежде опять услышать английскую речь. Ей хотелось подкрепить свои подозрения. Он не сказал ни слова – ни по-английски, ни по-немецки. И Франка ушла. Нужно было срочно заняться дровами.
Снега намело по пояс. Франка взяла топор, сани и двинулась в лес. Отец еще в детстве научил ее заготавливать дрова, разводить огонь, стрелять, ставить капканы, свежевать и готовить добычу. А еще он познакомил ее с произведениями Гете, Манна, Гессе и с запрещенным ныне романом Ремарка «На Западном фронте без перемен».