— Вот что, Федор Кузьмич, ступай в контору. Получишь бумагу и вались на все четыре стороны.
— Спасибо за добрые вести. — Федор Кузьмич чуть наклонил голову и пошел к приисковой конторе, высокий, статный, какой-то отдельный от всех человек…
…Контора.
— Куда тебя приписать? — спросил приисковый конторщик.
— Засиделся я. Целых пять лет на одном месте. Хотелось бы по земле побродить.
— Опять за старое? Хочешь еще пятак огрести?.. Припишись к месту, тогда и шастай.
— Смолокур Нефедов предложил келейку мне поставить в своем заказе.
— Это какой Нефедов? С Большой Ржанки?
— Он самый. Артемий Тихонович.
— Справный мужик. Вот к нему и топай. Ты теперь при бумажке. Но в города не суйся — заметут.
— А чего я в городах не видел? — улыбнулся Федор Кузьмич и отбыл…
…Лесопильня под деревней Большие Ржанки. Федор Кузьмич с напарником разделывают бревно. Появляется молодая женщина в деревенской юбке и баскетее и городских прюнелевых ботинках на пуговицах — местная учительница.
— Федор Кузьмич, дети собрались!
— Сейчас иду! — отозвался тот. — Руки сполосну и зараз буду.
Под деревьями у небольшой чистой избы, служащей школой, на скамейках перед вбитым в земле одноногим столиком сидели деревенские ребятишки. Они были как бы разбиты на четверки, поскольку хрестоматий было в четыре раза меньше, чем учеников.
Подошел Федор Кузьмич. Ребята встали и нестройным хором поздоровались.
— Здравствуйте, дети. Садитесь. Стихотворение выучили? Ну, кто начнет?
Но, видимо, не любили выставляться скромные сельские ребятишки, никто не откликнулся на призыв учителя.
— Давай, Варенька, ты, — указал учитель на белобрысую девчушку, почти съевшую указательный палец.
Варенька вынула палец изо рта и сказала, что она «выучила стишок еще вчера, но сегодня забыла».
Ребята засмеялись.
— Давай ты, Петя.
— «Зима, — сообщил Петя и надолго замолк. — Крестьянин тор… торженствует на дровнях обновляет путь». Федор Кузьмич, а чего он торженствует?
— Рад, что снег выпал. Лошадке легко тащить сани…
Ни учитель, ни ученики не заметили возок, подъехавший к школьному зданию и ставший у крыльца. Возница спрыгнул с облучка и помог выйти из возка ветхому пассажиру в монашеской рясе и клобуке. Маленький и сухонький, как осенний лист, он опирался о длинный суковатый посох, но казалось, висел на нем.
Монах сделал несколько шатких шагов и остановился, прислушиваясь.
читал учитель звучным голосом, а дети смеялись над непослушным малышом.
— Ну, а помните, дети, кто написал эти стихи?
— Пушкин!
— Правильно, великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин. Он написал много стихов, а также сказок для детей. В следующий раз мы будем читать «Сказку о царе Салтане».
Приезжий монах внимательно и неотрывно наблюдал за учителем, а когда тот отпустил детей, медленно направился к нему.
И Федор Кузьмич увидел старика. Он быстро пошел к нему навстречу и опустился на колени.
— Благословите, святой отец.
Он принял благословение старца и поцеловал его маленькую, усеянную гречкой руку.
— Ты узнал меня. А ведь мы никогда не встречались.
— Каждый верующий сердцем узнает святителя Серафима Саровского, — благоговейно глядя на старца, сказал Александр.
— И я знаю, кто ты, Не помнящий родства. Я давно уже слежу за тобой. Вначале думал, ты сам придешь. Но ты погряз в малых делах, по копейке собираешь на выкуп.
— На выкуп?..
— Назови «искуплением», если тебе больше по нутру. Знаю, знаю, что ты можешь сказать, да не скажешь из скромности паче гордости. Знаю, что и кнута попробовал, и на медном руднике травился, и в холерном бараке горшки носил, и на соляных копях пять лет тянул, и лес валил, и за сохой ходил, распотешил, как мог, свою душеньку. А ничего этого не надо.
— Что же надо? — робко спросил Александр.
— Подвиг. Самый трудный подвиг напрасного унижения. Ради других, чужих, которых ты и знать не знаешь. Дать растоптать себя без всякой надежды.
— Тогда зачем это?
— Один праведник сказал: верую, ибо нелепо. Истинно, ибо нелепо. Это настоящая вера. Так и в поступках. Делаю, ибо нелепо. Вот настоящее делание. Больше я тебе ничего сказать не могу. Но буду тебя ждать, ибо знаю, что услышишь ты зов… Храни тебя Господь!.. — Серафим Саровский перекрестил Александра и повлекся к возку…
…Была золотая осень, нежный шелест наполнял воздух; шныряли полевки в палой листве, мышковали огненно-рыжие лисицы, когда к воротам Саровской обители подошел высокий старик. Он снял шапку и перекрестил лоб. И вдруг, будто в ответ ему, гулкнул сам по себе на колокольне малый колокол…
…Монастырь. Келья Серафима Саровского. Маленький, сухонький Серафим молится у киота; худой, суровый Александр читает старинную книгу в тронутом плесенью кожаном переплете.
Легкий стук в дверь. Преподобный Серафим поднялся с колен и тихо, внятно сказал:
— Попрошу войти.