Белая сирень

Впрочем, дворник был по-своему примечателен: хоть и согнутый возрастом и недугами, он все равно был огромен, с непропорционально маленькой головой под синей форменной фуражкой. Свою работу он выполнял с обычной для немцев добросовестностью, но и с очевидной неохотой, даже отвращением. Он был некогда тучным человеком, но обхудал, и лишняя кожа висела на нем слоновьими складками. Все же трудно было предположить, что этот печальный монстр привлек внимание ее мужа.

— Мартин! — позвала Иоганна.

— Иди… Я сейчас, — рассеянно отозвался Нексе.

Иоганна знала, что с мужем лучше не спорить, и подчинилась.

Нексе достал сигару, откусил кончик, сплюнул, закурил и медленно двинулся к дворнику.

— Наконец-то вы приносите хоть какую-то пользу своему народу, Майер, — сказал он насмешливо.

Дворник тяжело обернулся. В его белых от дурной и тяжелой старости глазах постепенно затеплилось узнавание.

— Нексе?.. — сказал он неуверенно. — Что вы тут делаете?

— Я переехал в Дрезден вскоре после войны. А вот вас что-то давненько не было видно. — В голосе — веселая ирония.

— Ваши друзья кинули меня в тюрьму, — глухо проговорил Майер и с привычным надрывом: — За что?

— За сотрудничество с нацистами, надо полагать, — хладнокровно пояснил Нексе.

— С ними сотрудничала вся Германия, — пробормотал Майер.

— Так уж и вся? А коммунисты?

— Тогда будьте последовательны. — От злобы Майер даже как-то помолодел. — Пусть они строят коммунизм, а всех остальных — за решетку!

— Нет, мы отделяем немецкий народ от нацистов. Другое дело, те, кто, зная правду, сознательно натаскивал фашистское ярмо…

— Не надо громких слов! — перебил Майер. — Просто мы ставили на разных лошадей. Ваша пришла, а моя осталась за флагом.

— Майер, Майер, даже для вас это слишком! Вы хоть когда-нибудь верили в рабочее движение? Или уже родились предателем?

— Смотря что называть предательством… Да и к чему вся эта болтовня? Игра сыграна, мы оба уже ни к черту не годны. Единственная разница между нами, — добавил он злорадно, — я доживаю на своей родине, а вас Дания вышвырнула вон.

— Не Дания, нет! — Нексе улыбнулся, но чувствовалось, что удар попал в цель. — А датские майеры. Они не раз изгоняли меня, но всякий раз я возвращался назад…

— Как бы то ни было — вы изгнанник. И над нами мое небо, Нексе. — Майер воздел выцветшие очи горе. И, чувствуя, что «достал противника», по выражению фехтовальщиков, потащился прочь, накалывая острой палкой окурки, мятые сигаретные пачки и прочий сор.

Нексе глянул ему вслед, и память, острая, жгучая память, творила в нем свою работу…

…Большие, сильные рабочие руки разворачивают газету. Мы видим дату: 17 мая 1917 года — и снимок на первой полосе: солдат с перекошенным ртом ломит — штык наперевес — сквозь шрапнельные разрывы.

Сидящий на скамейке поездного вагона Андерсен-Нексе — ему под пятьдесят, но выглядит он куда моложе своих лет, несмотря на некоторую тучность и седые волосы, — переворачивает газетный лист. Огромная шапка перекрывает третью полосу: «МЫ МЕРЗНЕМ! ДАЙТЕ НАМ УГОЛЬ!»

Сидящие через проход наискосок девочки-гимназистки взволнованно шушукаются, пожирая глазами знаменитого писателя. Наконец одна из них решается. Она достает из ранца толстую книгу, подходит к Нексе и, мучительно покраснев, делает книксен.

— Что тебе, девочка? — Нексе сложил газету и сунул в карман пальто.

Та молча подает ему книгу: «Пелле-завоеватель».

— Автограф?.. Как тебя зовут?

— Дитте… — чуть слышно отозвалась девочка.

— Надо же!.. Это имя моей новой героини. — Нексе достал вечное перо и начал писать посвящение. — «Милой Дитте…» — Перо замерло. — Тебе очень нравится мой роман?

— Н-нет, — смущенно, но честно призналась девочка.

— Почему? — опешил Нексе.

— Скучно.

— Вот те раз! — Нексе искренне удивлен, но ничуть не расстроен, для этого он слишком уверен в себе. — Зачем же ты носишь с собой мою книгу?

— Папа велит. Он говорит… — девочка замялась, потом вспомнила, — это евангелие бедняков.

— Вот видишь! — обрадовался Нексе. — У тебя умный отец, Дитте, очень умный. Чем он занимается?

— Сапожник.

— И я был сапожником! — совсем развеселился Нексе. — Среди сапожников много башковитых людей. Сидячая жизнь приучает к размышлению. Передай ему мой привет. — И он быстро пишет на титуле: «…самой правдивой девочке на свете».

Поезд замедляет ход. Нексе встает и смотрит в окно. Типично зеландский пейзаж: плоская равнина в квадратах возделанных полей, луга, покрытые светлой весенней травой, дома под черепицей, купы берез, сосен…

…Нексе выходит из вагона на станции маленького городка Эсперьерде. Его узнают. Он ловит на себе любопытные взгляды. Слышит перешептывания. Все это ему привычно и… приятно. Он охотно отвечает на поклоны знакомых, полузнакомых и вовсе не знакомых людей. Хотя и светит солнце, но день холодный, ветреный, колючий, люди прячут простуженные носы в шерстяные шарфы.

Нексе переходит путь и оказывается возле будочки путевого обходчика. Рельсы еще гудят, а на полотно уже выскочили ребятишки обходчика, у каждого через плечо на лямке матерчатая сумка. Ребята принялись собирать меж шпал выпавший из тендера уголь.