Белая сирень

Пожилой изможденный обходчик подымает шлагбаум на переезде.

— Добрый день, — говорит Нексе. — Я захватил для вас газету.

Обходчик закрепил веревку, подошел к Нексе, взял номер «Социал-демократен».

— Спасибо, но мы уже не ходим в уборную. Нечем. — Отчаяние во всем разуверившегося человека перешло в цинизм.

Нексе все еще поглядывает на ребятишек, собирающих уголь, и обходчик считает нужным пояснить:

— Что поделаешь, мы мерзнем по ночам, а уголь нам не по карману… кокс тоже.

— Погода устанавливается, будет тепло.

— Дай-то Бог! Ребята не вылезают из простуды… Отчего такое: Дания не воюет, а развал полный? Угля нет, жрать нечего… Скоро мы все передохнем.

— Ну, не все, кое-кому война выгодна.

— Да, мы пухнем с голоду, а спекулянты и промышленники наживаются. Послушайте, Нексе, почему молчит ваш Пелле, почему не вступится за нас?

Нексе вздохнул, лицо его омрачилось.

— Разве вы не видите, что происходит с лидерами социал-демократии? Они рвутся к пирогу власти, а на трудящихся им наплевать.

— Не хотелось этому верить, — грустно сказал обходчик. — Знаете, Нексе, я с молодых лет связался с рабочим движением. Участвовал во всех стачках, пикетах, демонстрациях и в результате скатился на самое дно. А наши лидеры, которым я свято верил, да что там верил, душу за них готов был отдать, пробрались в верха. Живут в особняках, носят фрак и приняты при дворе. А я все уговариваю себя, что это тактика…

— Какая там, к черту, тактика! Скоро они будут зубами и когтями отстаивать то, против чего боролись. Отстаивать от рабочих.

— Не хотел бы я дожить до этих времен, — проворчал обходчик и, заслышав далекий паровозный гудок, пошел к шлагбауму.

И Нексе двинулся дальше. На пороге домика стояла беременная жена обходчика, скрестив руки на необъятной груди. Целая стайка маленьких, похожих на воробьев ребят копошилась вокруг нее.

— Чудесно, когда столько малышей! — с улыбкой сказал Нексе.

— От этих чудес и очуметь можно, — хмуро отозвалась женщина.

— Да, конечно, с такой несметью нелегко справиться… Сколько их у вас?

— Я уж и считать перестала.

Подбегает один из ее старших с мешком, полным кокса.

— Смотри, мать, сколько набрал!

— Молодец, Вигго! Вечером затопим печь.

— А не опасно для ребятишек бегать по рельсам?

— Зачем бедняку думать об этом, — с покорным видом произнесла жена обходчика. — Господь забирает лишь тех, кто не может дольше жить.

На это Нексе нечего ответить. Он прощается и не спеша идет по тропинке между зелеными полями. Смеркается. На тропинку падает свет из окон небольшого дома. Это «Заря» — так назвала свой домик семья Андерсена-Нексе.

Домик невелик и довольно невзрачен, заметно, что его старательно латали, чинили, укрепляли, дабы привести в жилой вид. Хорош небольшой сад с кустами роз, боярышника, ежевики, с нерослыми березами и елями. Увидев мужа, на крыльцо выходит Маргрете, статная, видная женщина с серьезным и милым лицом. Она держит на руках толстощекого младенца. Остальные дети-погодки, от двух до четырех: Сторм, Олуф, Инге облепляют отца, тыкаясь в него перемазанными кашей лицами. Нексе улыбается, гладит детей по светлым головенкам и входит в дом. Маргрете следует за ним…

— Ну что в «Гюльдендале?» — озабоченно спрашивает она.

— Все отлично! Я с ними расплевался.

— Господи! — Маргрете опускается на стул. — Что же с нами будет?

— Завтра напишу в «Аскехауг», они давно приманивают меня.

— Я боюсь перемен. К тому же «Гюльдендаль-Соукал» — демократическое издательство.

— А что это дает? Они жмут из нас сок почище консерваторов.

— Но с «Гюльдендалем» мы как-то существовали. И срок уплаты за дом подходит. Где мы возьмем тысячу крон? Господи, мне так хочется сохранить наш домик. Ведь у нас ничего больше нет.

— А думаешь, мне не хочется? Тут каждый гвоздь вбит нашими руками, каждый кустик посажен нами. Но продаваться за это в рабство? Да пропади все пропадом!..

Маргрете удивленно смотрит на мужа.

— Знаешь, что они мне предложили? Отказаться от моего авторского права на все написанное! Тогда они готовы сунуть мне эту тысячу!

— Ишь, чего захотели! — Маргрете возмущена до глубины души. — Молодец, что послал их ко всем чертям.

Нексе с восхищением смотрит на жену.

— Ты чудо, Грета! Что бы я без тебя делал?.. Знаешь, — продолжал он задумчиво, — иной раз страх берет: как жить дальше? А глянешь на семью обходчика, и стыдно становится за свое благополучие.

— Да, — тихо говорит Маргрете, — нам ли жаловаться, когда кругом такая беда, такая нищета!

— А главное — надо работать. Остальное приложится.

— Только поешь сначала. Мне посчастливилось достать кусочек почти свежей конины.

— Спасибо, дорогая. Лучше попозже. Лев Толстой говорил, что писать надо на пустой желудок. Иначе плохо думается.

— Типичное рассуждение заевшегося человека! Граф — что с него взять? — не на шутку рассердилась Маргрете.