Белая сирень

— Успокоиться, — в полузабытьи говорит Дитте. — Конечно. Но если меня то и дело зовут… Как это утомительно!

Где-то поблизости заплакал ребенок. Его плач раздавался среди полной тишины и делал ее еще более ужасной, гнетущей.

— Ребенок, наверное, замарался! — сказала вдруг Дитте громким, звенящим, как хрусталь, голосом. — А матери нет. Но я не пойду возиться с ним. Не хочу я вставать из-за него.

— Дитте, — сказал Карл дрожащим голосом, — а помнишь ты девочку, которая ужасно боялась темноты и все-таки встала впотьмах, якобы дать кошке молока?

В лице умирающей Дитте появилось страдальческое выражение, как будто воспоминания причиняли ей боль.

И вдруг она откинула одеяло, поднялась со своей жалкой постели и, худая, тоненькая, как свечка, в длинной серой рубашке, очутилась перед Нексе.

— Ты хочешь убить меня? — говорит она слабым, мучающимся голосом. — За что? Я так мало жила. И так плохо жила. Мне не выпало даже крошечного счастья. И все-таки мне хочется жить. Дай мне пожить хоть немного, пожалей меня…

— Прости меня, Дитте, — отвечает Нексе, его лицо мокро от слез. — Так надо… Я люблю тебя и хочу, чтобы ты жила долго и счастливо, но это невозможно. Беднякам отказано в счастье. Ты должна умереть, чтобы в черствых душах пробудилась совесть, в робких — гнев, в усталых — сила.

— Я не хочу… Дай мне хоть несколько лет. Тебе же ничего не стоит. Ну, ради Карла, он столько ждал и надеялся. Будь добрым, прошу тебя!..

…В своей спальне не спит Маргрете. Ей тревожно, она к чему-то прислушивается. Потом встает и идет по спящему дому к кабинету мужа. Возле дверей она слышит какой-то грубый шум, словно бы падение тяжелого тела. Распахивает дверь — Мартин неподвижно лежит на полу. Она бросается к нему, берет его голову в свои руки.

— Мартин!.. Мартин!.. Что с тобой?.. Мартин, милый!..

Он приоткрывает веки — черные на белом, без кровинки, лице.

— Дитте умерла, — говорит он и снова теряет сознание…

…Нексе лежит в кровати. Доктор собирает инструменты в сумку.

— Полагаю, вы и без меня знаете, что с вами: острое истощение — физическое, нервное, умственное. Необходим полный покой, никакой работы и усиленное питание.

— Ну, в наше время это проще простого! — с серьезным видом говорит Нексе и — вдогонку уже достигшему двери врачу: — Доктор, а зернистую икру мне можно?

Вскинув с оскорбленным видом плечи, доктор ретируется. И почти сразу в сопровождении Маргрете входит немолодой сухопарый человек с чопорным и недобрым лицом.

— Здравствуйте, господин Нексе, я из «Аскехауга». Есть у вас что-нибудь для нас?

Нексе бросает на Маргрете заговорщический взгляд.

— Видите ли, я немного приболел. Переутомление и все такое. Не дадут ли господа издатели мне маленькую отсрочку?

— Господин Нексе, они это предвидели и дали мне соответствующие инструкции, — мстительным голосом завзятого человеконенавистника говорит посланец. — Ни дня для пролонгации. В противном случае прежнее соглашение аннулируется и вы несете финансовую ответственность. Полагаю, что в этом письме все изложено. — И он протягивает Нексе письмо.

Нексе берет письмо и, не глядя, медленно разрывает на части под оторопелым взглядом посланца.

— Я это тоже предвидел. Вот рукопись. — Он достает из ночного столика увесистую рукопись и протягивает посыльному. — Дайте мне расписку. С господами из «Аскехауга» надо держать ухо востро…

…Семейная трапеза в доме Нексе: первая за многие месяцы. Бледный, осунувшийся, но вновь оживленный, с горячими глазами, Нексе сидит во главе стола. Дети — на высоких стульчиках, младший — на руках Маргрете. Она кормит его вареным картофелем, размоченным в соусе. На столе блюдо жаркого и несколько бутылок пива.

— Ты задала нам настоящий пир, Грета! — отодвигая тарелку, говорит Нексе.

— Ты должен хорошо питаться. Хочешь еще пива?

— Спасибо. Я выпил целую бутылку, надо растягивать удовольствие. Жаркое особенно удалось.

— Да, этот Большой Клаус не успел залежаться у мясника, — обрадованная похвалой мужа, говорит Маргрете. — А вымоченный в уксусе — хоть на королевский стол!..

Слышится долгий автомобильный гудок. Нексе встает и подходит к окну.

— Ого! «Роллс-ройс»! Кто бы это мог быть?

Услышав название знаменитой фирмы, Олуф и Инге бросились к окну, не обращая внимания на возмущенные крики матери.

— Ну, Грета, ты можешь гордиться. К нам пожаловали первые бонзы социал-демократической партии. Наш отечественный Боргбьорг и знаменитый Майер из Берлина.

Взволнованная визитом высоких гостей, Маргрете поспешно спроваживает детей из столовой, хватает блюдо с Большим Клаусом и уносит в кухню. Слышится звонок и тяжелые шаги в холле. Нексе со сдержанным интересом ожидает появления нежданных визитеров. И вот они вошли: редактор «Социал-демократен» Боргбьорг с длинной красной раздвоенной бородой и Освальд Майер, которому друзья по справедливости дали кличку Слон. Но этот заплывший свежим розовым жиром гигант с непропорционально маленькой головой движется удивительно легко, а жесты его ловки и округлы.

— Мы без предупреждения, — говорит Боргбьорг, — прямо с обеда. Но дело крайне срочное…