Белая сирень

— Слава Богу! А если они вернутся? И не со щетиной?

— Не вернутся. Шакалье трусливое. А вернутся, что ж, у меня найдется чем их встретить.

— Ох, Мартин, мне страшно. Тогда в Германии, теперь здесь. Нас гонят отовсюду…

Нексе уже успокоился, голос его звучит спокойно и твердо:

— Ну, Данию я им не отдам… Довольно бегать от фашистов, надо бороться с ними…

…Бронзовый Дон Кихот гонит сквозь века бронзового Росинанта, а рядом, тоже бронзовый, трусит на осле верный Санчо. Свист бомбы, разрыв, осколки царапают бронзу, но Дон Кихот невозмутим, всевидящий взгляд обращен в даль будущего.

И другой Дон Кихот — огромный, костлявый — сидит на придорожном камне, а на колене у него пристроился крошечный гололобый очкастый человечек с пишущей машинкой. Под плакатом (подлинным плакатом тех испанских дней) надпись: «Международный конгресс писателей-антифашистов».

В зале конгресса — крупнейшие писатели мира, и те, что сражаются в рядах республиканских войск: Реглер, Ренн, Мальро, Залка — он же генерал Лукач, и те, что помогают борющемуся испанскому народу своим пером: Хемингуэй, Эренбург, Бехер и многие другие. А на трибуне — Мартин Андерсен-Нексе.

— Эту войну называют войной донкихотов. И это верно, потому что это война добра со злом. И это неверно, потому что рыцарь из Ламанчи воевал с ветряными мельницами, а нынешние донкихоты дерутся с вооруженным до зубов врагом, точно и беспощадно знающим свою палаческую цель. За Дон Кихотом не шел никто, кроме верного и наивного Санчо Пансы, на стороне Республиканской Испании все, кому дороги свобода, идеалы и цивилизация. Над схваткой могут оставаться лишь те, в ком вымерзла совесть. Добро сильнее зла, Дон Кихот победит, как бы ни стонала его кираса под вражескими ударами. Они не пройдут!

И весь зал повторил:

— Но пасаран!..

Нексе сошел с трибуны. К нему шагнул боец Интернациональной бригады.

— Я из батальона имени Мартина Андерсена-Нексе, — сказал он по-датски.

— Я, наверное, тоже, — улыбнулся Нексе.

— Мне приказано доставить вас на позиции.

Они выходят из здания конгресса, садятся в джип и едут к недалекой линии фронта…

Передний край. Окопы, ходы сообщения. Звучат одиночные выстрелы, порой короткие пулеметные очереди. Командный пункт батальона в полуподвале разрушенного дома. Командир батальона, седоголовый датчанин, на пороге своего КП сердечно приветствует Нексе.

— Здравствуй, Нексе! Как хорошо, что ты приехал. Тебе крепко повезло. Будет атака. С танками! — Лишь пехотный командир, впервые получивший танковую подмогу, мог вложить в эти слова столько чувства.

— Откуда у вас танки?

— Ну, уж, понятно, не из Лилипудании, — засмеялся командир. — После боя познакомлю тебя с ребятами. Если, конечно, будет с кем знакомить. — Он повернулся к сопровождающему Нексе бойцу: — Почему наш гость без каски?

— Не нашлось на мою башку, — вступился за него Нексе. — Ты же видишь, какой купол.

— Что слышно в лучшей из подлунных стран?

— Лилипуты злобствуют…

— Знаю. Они грозятся пересажать всех нас, когда мы вернемся.

— Пусть только попробуют!.. — Голос Нексе тонет в реве танковых моторов.

— А вот и танки! — радостно вскинулся комбат.

Моторы смолкают, слышатся возгласы, шутливые выкрики. Хрипловатый мужской смех. В проходе показался командир танковой группы, молодой, веснушчатый крепыш. Он подошел и что-то коротко сказал комбату по-испански. Тот ответил с воинской краткостью и пожал танкисту руку. Танкист снял матерчатый шлем. Костром вспыхнули его ярко-рыжие волосы. Смутное волнение охватило Нексе. Но тут и танкист увидел его, светляками загорелись зеленые глаза:

— Папа! — сказал танкист.

Они обнялись.

У комбата от удивления отвалилась челюсть. Несколько испанских фраз Рыжего прояснили ему мозги.

— Знаешь, что он сказал? — обратился комбат к Нексе. — Из приюта имени Андерсена-Нексе один путь — в батальон имени Андерсена-Нексе.

Взлетает зеленая ракета. Приготовиться к бою…

…Паучьи свастики висят в небе. С надсадным воем пикирующие бомбардировщики сбрасывают бомбы на Варшаву, Лондон, Роттердам, Москву — эти кадры кинохроники вводят нас во Вторую мировую войну.

Немецкие войска оккупируют Данию. Кованые железом сапоги топчут мостовые и тротуары Копенгагена — кинохроника.

В конспиративной квартире. Ручной печатный станок. Человек делает оттиск и вынимает маленькую, с тетрадочный лист полоску коммунистической газеты Дании «Фольк ог вельт».

Слышится условный стук в дверь. Человек прислушивается, прячет оттиск и надвигает на печатный станок полый внутри секретер.

— Это я, Арне! — слышится за дверью голос потерявшего терпение визитера.

Арне открывает дверь и впускает в комнату редактора газеты — моложавого рослого и веселого человека.

— Маргрете, — обращается редактор к женщине, работавшей за столиком в глубине комнаты, — за твоей квартирой не следят?