Белая стрела

— Я так и понял, — отошел назад Алексей, не выпуская из руки средство обороны. Дверь на четверть отворилась, с опаской вошли еще пара охранников и утащили тела.

— Демократизатор[12]-то отдай, — сказала рожа в кормушке.

Через неделю ставший еще более угрюмым следователь предъявил Орлову обвинение, а еще разрешил свидание.

— С кем?

— Там увидишь.

Свидание состоялось на следующий день в одном из кабинетов следственного изолятора, с Филатовым.

— Как тебя сюда пустили? — удивился Орлов, когда друзья обнялись, а потом, усевшись друг напротив друга, закурили.

— Надзирающий за столичными СИЗО прокурор — мой старый знакомый. А теперь слушай. Дело твое шито белыми нитками. Мы с Толей нашли хорошего адвоката, он постарается выиграть процесс. Гуляев с Левитиным передают привет, хотели тоже навестить. Но можно только одному. Кстати, доставил тебе передачу. Занесут.

Поговорив с час, распрощались, а когда Орлова вернули в камеру, на койке лежал рюкзак. Там были продукты, туалетные принадлежности, несколько блоков «Явы», спортивный костюм и кроссовки. Затеплилась надежда.

Все время, находясь под следствием, Алексей держал форму: утром и вечером сотню раз отжимался от пола, накручивал по камере километры, по полчаса вел бой с тенью[13]. А еще из Питера на свидание приехала мать, которой позвонила соседка. Она плакала и просила сына писать, обещая всяческую поддержку.

Спустя два месяца состоялось заседание военного трибунала. Адвокату не удалось добиться оправдания подзащитного (взятку признали доказанной), но судьи определили наказание по минимуму, приговорив Орлова к семи годам лишения свободы.

Глава 18. В «красной утке»

Умостив под голову рюкзак и закинув за нее руки, Орлов лежал на верхней полке плацкартного купе, слушая перестук вагонных колес на стыках.

После вынесения приговора в камере трибунала Гуляев с Левитиным передали ему теплые вещи, курева и продуктов, после чего Гуляев сказал: «Держись, мы это так не оставим». Затем его увезли в Лефортово, а оттуда спустя сутки, в составе еще нескольких осужденных, доставили автозаком на территорию управления конвоирования, примыкавшую к одному из московских вокзалов. Там уже готовился к погрузке в два «столыпинских вагона»[14] ранее собранный контингент.

Перед строем, окруженным автоматчиками с рычащими на поводках овчарками, в ярком свете железнодорожных фонарей стоял капитан в зимнем камуфляже, сбоку прапорщик в таком же и с журналом в руках.

— Слушать меня внимательно! — повернул голову справа налево капитан. — Я, начальник конвоя, довожу до сведения правила. При выкрике фамилии отвечаете «я», по команде выходите и сразу на корточки. Вещи впереди себя, руки на затылок. Смотреть только вниз! Называете имя-отчество, год рождения, статью. При движении смотреть только под ноги! В случае попытки к бегству конвой стреляет без предупреждения!

Кивнул прапору, тот открыл журнал.

— Аскеров Магомед-оглы!

— Я! — вышел в центре на несколько шагов вперед и выполнил требование начальника чернобородый осужденный. Погрузка началась.

Внешне «столыпины» выглядели как обычные пассажирские вагоны, только без окон со стороны перрона. Внутри двери заменяли стальные решетки, имелись они и на окнах коридора. В каждом купе поместили по семь осужденных, охрана заняла свои места. Впереди свистнул маневровый тепловоз, звякнули сцепки, убыстряясь, завертелись колеса. Утром пассажирский состав с прицепными вагонами мчался на юго-восток, откуда вставало солнце.

По пути число заключенных убывало, на каких-то небольших станциях их увозили автозаки. На конечной в вагоне, где ехал Алексей, кроме него остались пятеро осужденных. Конечной станцией был Екатеринбург, куда уже пришла зима, стояли морозы.

Доставленных по акту принял новый конвой, погрузил в автозак, и спустя два часа он остановился. Послышался лязг открываемых ворот, въехали на территорию. По команде вышли с вещами наружу.

Принявший их старший лейтенант в шапке и теплой куртке с нарукавной повязкой ДПНК[15], а с ним еще один сотрудник сопроводили прибывших через плац в расположенное слева кирпичное здание. Там их обыскали, а затем осмотрел доктор в белом халате, констатировав: здоровы. После была помывка в бане, где всех переодели в темное х/б, рабочие ботинки типа «гады», дополнив это ватниками и на рыбьем меху ушанками. Выдали и спальные принадлежности: по тонкому солдатскому одеялу, наволочке да комплекту простыней.

— Обувь словно из камня, как в такой можно ходить? — чуть приподнял ногу один из группы, в круглых очках, похожий на бухгалтера.

— Ты раньше кем был? — пробурчал из окошка выдававший шмотье уголовного вида тип.

— Судьей.

— А теперь ты го… — хрипло рассмеялся.

— Заткни хайло, Ляпин! — покосился туда старший лейтенант. — Не нарывайся.

— Слушаюсь, гражданин начальник.

Их снова вывели на плац и сопроводили в другое здание, называемое «карантин», где новички вместе с другими, поступившими чуть раньше, провели неделю. Там всех ознакомили с режимом содержания, распорядком, а также с обязанностями заключенных.