Белая свитка

Был, должно быть, третий час дня, и от вагонов на платформу легли длинные синие тени. У пассажирских вагонов стояли часовые красноармейцы. Между толпою и поездом оставался проход не больше десяти шагов. По этому проходу, вдоль поезда, навстречу Пацу спокойными, ровными, твердыми шагами шел высокий, красивый человек в белой свитке и в белой смушковой шапке.

Пац взглянул на него и сразу все понял.

Иногда, очень редко, бывали у него минуты черной меланхолии, когда он задумывался о Смерти. В эти минуты ему казалось всегда, что если он умрет, это непременно случится в момент самого полного ощущения жизни, когда во рту приятный вкус хорошего ликера, желудок полон легкой и благородной пищей, в голове сладкий туман власти и почета, а впереди сладострастная, острая радость объятий и издевательства над покорным, молодым, женским телом.

Пац взглянул на высокого человека, без оружия подходившего к нему, и каким-то безошибочным внутренним чувством понял, что это — смерть.

В кармане Паца лежал прекрасный браунинг, всегда поставленный на «Feu» [25], и сознание говорило ему, что он может застрелить этого молодого крестьянина. Сознание говорило ему, что надо крикнуть, — показать рукой и вся эта масса милиционеров, красноармейцев и чинов охраны бросится и схватит этого человека. Но Пац не сделал ни того ни другого. Стальной взгляд узко поставленных блестящих глаз того кто шел ему навстречу, приковал его к месту. Он парализовал его волю, он гипнотизировал его.

Пац хотел двинуться. Всего три шага — один большой прыжок, — отделяли его от вагона, где было спасение. Но Пац, вместо того чтобы сделать этот прыжок, продолжал стоять на месте, борясь с охватившей его неподвижностью.

Все это длилось одну секунду. Никто этой секунды, этой приостановки, этого немого состязания воли между Пацем и незнакомцем не заметил. Но для самого комиссара эта секунда показалась бесконечно долгой. Она была роковой.

Коротким, стремительным и точным движением незнакомец выхватил из кармана свитки тяжелый наган. Быстро щелкнули один за другим три выстрела, и Пац упал ничком на снег, посыпанный песком. На сером обезьяньем меху его шубы показалось черное пятно крови. Алый поток ее проступил на снегу.

На мгновение все кругом замерло. Пассажиры, стоявшие у окон и смотревшие на комиссара, кинулись прочь в глубину вагона. Начальник ГПУ бросился к Пацу. Его помощник рванулся на стрелявшего, но подле него раздалось такое томное и нежное «ах», что у него сами собой раскрылись объятия и он принял в них упавшую в обморок барышню в котиковой шубке. Выжва бегом, согнувшись, проскочил в буфетную и юркнул под стол. Корыто кинулся было к стрелявшему, чтоб его схватить, но кто-то ловко дал ему подножку и он покатился на землю. Когда встал, рядом никого не было. Перрон разом опустел. Крестьяне беспорядочно бежали в разные стороны. Красноармейцы суетливо и бестолково палили вверх. Два стражника ГПУ выносили сомлевшую барышню в котиковой шубке. Корыто побежал на станционный двор и увидал несколько скачущих по шоссе саней и среди них полковые сани, в которых сидел Медяник. Он приказал конным башкирам догнать их и остановить. Башкиры поскакали было за ними, но сейчас же повернули в улицу вправо, где из-за заиндевелых деревьев валил густой, черный дым пожара.

Инженер, начальник станции и начальник ГПУ перенесли истекающего кровью Паца в вагон и положили на диван. Оказавшийся случайно в поезде врач нашел его уже при последнем издыхании. Еще несколько минут, и Пац стал трупом.

Поезд тихо отошел от станции, увозя тело убитого комиссара.

Ни стрелявший, ни его сообщники, — а было очевидно, что он был не один, — схвачены не были.

Красная власть приступила к строжайшему расследованию.

16

Много после — ибо события так быстро назревали, что допрашивать по горячим следам не пришлось, — допрошенные в трибунале показали:

Начальник ГПУ заявил, что, когда он увидал упавшего Паца, первая мысль его была помочь ему и заслонить обожаемого начальника своим телом от дальнейших покушений, почему он и кинулся к нему.

Его помощник показал, что он сразу понял, что барышня в котиковой шубке была сообщница стрелявшего, и потому он ее схватил. На вопрос следователя, куда же она девалась, помощник смущенно ответил, что к нему подбежали два солдата в форме ГПУ и приняли ее от него. Кто были эти солдаты, он указать не мог. В волнении и в суматохе он не заметил их лиц.

Командир полка Выжва объяснил свое нахождение под столом в буфетной тем обстоятельством, что «товарищ комиссар, выйдя из станции, обеспокоились, не обронили ли они золотой портсигар в буфете, и послали меня искать. Я и не слыхал, как стреляли».

Надо полагать, покойный комиссар зря тревожился о портсигаре. Он был найден на его трупе.

Комиссар Медяник показал, что он увидал огромную толпу Белых Свиток, напавших на комиссара Паца: «Их было больше тысячи, и все, знаете, стреляли. Я-таки и решил скакать за батальоном и пулеметами».