Белая тень. Жестокое милосердие

Теперь он почти не выпускал руку Андрея из своей. Дмитрий Иванович находился в палате круглосуточно. Сюда ему приносила еду Ирина Михайловна. Тут он и спал, вернее, дремал в полузабытьи, опершись о спинку стула. А потом, по настоянию заведующего отделением, ложился поспать на вторую, свободную койку, Сюда намеренно не клали никого, учитывая тяжелое состояние Андрея. Где-то за окном кружило солнце, жил, гомонил, смеялся город, но он сейчас не существовал для Марченко. Только дважды выходил он за ворота больницы. Оба раза — в поисках необходимых лекарств. Оказалось, что запас весьма дефицитных и дорогих лекарств в отделении исчерпался. Мухновский сказал, что он израсходовал даже личный резерв. Возможно, этот резерв он и не израсходовал, а надеялся, что Дмитрий Иванович достанет лекарства сам. Дмитрий Иванович действительно их достал. Наверное, прежде он никогда бы не пошел к тем людям, к которым ходил теперь, которым теперь был очень обязан. Но что все обязанности в сравнении с жизнью сына!

Кризис миновал на седьмой день. Только тогда Мухновский сказал, что Андрей будет жить.

— Все еще может произойти, — добавил он, шагая по своему кабинету. — Состояние его и сейчас тяжелое. Но… уже можно надеяться на выздоровление.

В эту ночь Дмитрий Иванович спал дома. Его не прогоняли из палаты, но он понимал, что не имеет более права нарушать обязательные для всех правила и нормы, злоупотреблять сочувствием.

Кроме того, теперь перед ним встала еще одна проблема, которую, как ему казалось, он любой ценой должен был разрешить. Пока Андрей находился на грани жизни и смерти, ближе к смерти, чем к жизни, она ему маячила, как предостерегающий огонек сквозь туман. Его мучил вопрос: причастен или непричастен Андрей к чему-нибудь дурному? Так, ни за что ни про что, головы не разбивают.

Тем более должен он докопаться до сути, что милиция не нашла ниточку, а может, и не очень ее искала. И он подумал, что было бы хорошо, если бы он нашел ее сам.

Это был настоящий детектив, с расспросами знакомых, друзей Андрея, поисками, преследованиями, опасностью. Дмитрий Иванович сам удивлялся, открыв в себе такие способности.

Уцепиться сначала было не за что. Все расспросы и поиски не давали результата. Но Дмитрий Иванович хорошо помнил вечер, когда Андрей пришел пьяный, и помнил его подозрительных дружков. Он пытался разыскать их, именно их. И вот когда, казалось, потерял последнюю надежду, ему неожиданно помогла Маринка. Помогла именно той своей чертой, с которой он больше всего воевал и какую почти бессознательно, с улыбкой умиления, культивировала Ирина Михайловна, — «шпионством». На расспросы отца, не приходил ли кто-нибудь незнакомый к Андрею, Маринка ответила, что не приходил, а вот сам Андрей часто звонил по телефону какому-то Косте, — и она по памяти назвала номер телефона.

Дмитрий Иванович позвонил по этому телефону, мужской голос ответил: «Алло», а после паузы еще раз: «Алло, бюро добрых услуг!» Дмитрий Иванович положил трубку. «Значит, Костя работает в бюро добрых услуг!» Через полчаса он позвонил снова, сказал, что звонят из городской электросети, и попросил адрес бюро. Тот же мужской голос назвал адрес.

А еще через полчаса Дмитрий Иванович поехал на отдаленный новый массив в Дарнице.

Он быстро разыскал стандартный двухэтажный дом бюро.

Ремонт обуви, часов, электробритв, кожаных изделий, утюгов. Столики, окошки, барьерчики. Марченко медленно, приняв слегка озабоченный вид, продвигался от отделения к отделению. Сапожников вообще не было видно, их мастерская — за стеной, туда придется зайти под конец. Часовщик — уже пожилой человек; тот, что ремонтирует бритвы, — молодой, но маленький, мелкий, с черными усиками, а те парни, которых помнил Марченко, были высокие и оба без усиков. Может, вот тот? И впрямь — высокий, мужественного вида, — он стоял напротив окошечка, примерял к женской сумочке бляху, улыбался молодой пикантной владелице сумочки — красивой, с бровями вразлет, с длинными, до плеч, светлыми, тщательно расчесанными волосами.

Дмитрию Ивановичу пришлось потоптаться: слишком долго прикладывал парень бляху, а потом попросил девушку оставить сумочку и прийти за нею вечером, видимо надеялся продолжить начатый флирт. Когда девушка ушла, Дмитрий Иванович подошел к окошку.

— Мне нужно с вами говорить, — сказал тихо. — Вы — Костя?

— Костя, — ответил парень, и легкая тень промелькнула по его лицу.

— Выйдите сюда, — показал Дмитрий Иванович на пустую, обитую дерматином скамейку. — Я — отец Андрея.

Костины глаза беспокойно забегали, губы побелели, лицо сразу утратило мужественность, стало почти жалким. Он ерзал на скамейке, испуганно поглядывая то на Марченко, то в сторону часовщика — не прислушивается ли тот. Но часовщик спокойно ковырялся в механизме часов.

— Вы причастны к тому, что случилось с Андреем? — начал он, но Костя испуганным взмахом руки остановил его:

— Я тут ни при чем. Это не я…

— Но вы знаете кто, — до странного спокойно продолжал Дмитрий Иванович, хотя и чувствовал, как его тоже охватывает волнение.