Белая тигрица

   Я не был настроен так великодушно, моя Изольда, моя тигрица умирала в соседней комнате из-за этой жестокой девочки, и никаких оправданий для нее я не видел.

   - Послушай, - сказал я хмуро, - может, я чего-то не понимаю...

   - Ты не понимаешь, - перебил он меня.

   - Если Изольда умрет, я эту девчонку придушу на месте, так и знай.

   Он посмотрел не с угрозой, хотя вполне мог бы послать меня за три версты, а как-то печально, даже умоляюще.

   - Не надо, Мартин. Не трогай ее. Если я хоть что-то для тебя значу...

   - Ну, знаешь!..

     ****************************************************************

   *******************************

     Изольда пришла в себя только под утро. У ее постели в это время дежурила Даная. Она спустилась ко мне на кухню, где я обреченно сидел на полу, и сказала, что меня зовут.

   - Меня? Ты не ошиблась?

   - Если ты Энди Йорк, - улыбнулась Даная, улыбка у нее была ангельская.

   Я вошел к Изольде осторожно, не дыша, как в святая святых! Она лежала на широких подушках, бледная, беспомощная, с провалившимися горящими глазами, руки комкали край одеяла.

   Мы молча смотрели друг на друга. Потом она встала, сделала босиком несколько неуверенных шагов по полу и остановилась, ухватившись за спинку стула. У нее кружилась голова. Я кинулся поддержать ее и увидел перед собой белую тигрицу!

   Это случилось почти мгновенно, легко, как по волшебству. Я даже не успел удивиться. Моя тигрица стояла передо мной и смотрела на меня горящими зелеными глазами. Они всё-таки соединились: женщина и кошка, лесная дикарка и домохозяйка, гордыня и смирение, ярость и доброта. Невозможное, это всё-таки произошло. Не через любовь, нет. Через смерть.

   Мне осталось только упасть на колени и обнять ее сильную гибкую шею. Она лизала мое лицо, шею, ладони, потом обнимала гибкими руками, прижималась своим хрупким телом и целовала в губы. Я опять не заметил, когда она превратилась в женщину...

   - Я всё вспомнила, Энди! Прости меня... ты мой, ты любишь меня, я знаю! Я больше никому тебя не отдам! - моя тигрица заговорила! - Энди Йорк мой! Я люблю его! Мой, мой, мой...

   Лучше бы было этого не слышать. Потому что было поздно. Нас расшвыряло как два перышка еще вчера, под окнами замка, и я уже отбил кулаки об землю. Я уже проклял свое бессилие и беспомощность, и петля на моей шее уже затянулась.

   В дверь постучали.

   - Кто там еще? - спросила она недовольно.

   Вошли Нарцисс и Ольвин.

   - Пора ехать, - сказал Нарцисс, - скоро похороны.

   - Какие похороны? - удивилась Изольда, - Ольвин, что случилось?

   - Я убил отца, - спокойно сказал он, - надо возвращаться в замок.

   Руки у Изольды сразу похолодели и опустились.

   Обратно ехали уже впятером. Сестры возвращались к себе домой. Обе были в черном.

   Даная осталась дома. Ольвин прощался с ней слишком долго, как будто навсегда. Из-за этого мы никак не могли уехать. Он поворачивался, она его окликала, он уходил, она его догоняла, она сама не знала, чего хочет. В конце концов, терпенье у него кончилось, он поцеловал ее так крепко и отчаянно, что она долго еще потом окаменевшая стояла на дороге и глотала слезы.

   Барона Оорла похоронили на фамильном кладбище. После поминок Нарцисс велел готовиться к отъезду.

   - Нас тут, кажется, не желают видеть! - усмехнулся он, переодеваясь в дорожный костюм, - ну, чего ты ждешь? Собирайся!

   "Собирайся" прозвучало как приказ. Если я и принадлежал кому-то, то не белой тигрице, а королю Лесовии Эриху Третьему. Он подарил мне один день свободы, но на этом его великодушие и кончалось. Я должен был любить его, развлекать его, восхищаться им, воспевать его и повсюду за ним следовать.

   - Мне нужно проститься с Ольвином.

   - Опять?!

   - Да это три минуты!

   - Он слишком много себе позволяет! Я сношу все его выходки только из-за тебя, Энди. Но, по-моему, он этого не ценит. Ты ему сто лет не нужен, помяни мое слово. Ему нужны его сестры и эта красавица, дочь башмачника... Не ходи к нему!

   Я встал.

   - Не ходи!

   Я подошел к двери.

   - Не ходи, я сказал!

   Я спиной чувствовал, как закипает в нем гнев, я держался за холодную, гладкую ручку двери и никак не мог потянуть ее на себя. С полминуты я решался, потом рванул чертову дверь и уперся в закованных в железо королевских телохранителей. Передо мной был забор из тел, щитов и копий. Я понял, что они уже получили команду Энди Йорка никуда не выпускать. Нарцисс охранял меня надежно!

   Он дернул меня за рукав.

   - Не сходи с ума...

   За этим железным забором осталось все: свобода, любовь, дружба, вдохновение, истина, жизнь...

   Я видел в окно, как Изольда и Лючия Оорл шли куда-то вместе по дорожке, держась за руки. Черные платья и платки делали их похожими друг на друга.

   Снова моросил дождь...

         . *

   * / \ |-------

   / \ / \ . |-----

   / \ /o \ |

   / \ / \ | | | | | | | |

   | o| / \ | o o o| |

   --------- --- -------- ----------

   | O

   | O

   |

   |

       Окна Столетней тюрьмы выходили на площадь Правосудия. Прутья решетки были толстые как канаты, двери железные, приговор окончательный. Мое падение в бездну, которое началось два года назад у замерзшего ручья, подошло к своему концу. Дальше падать было некуда.