— Жизнь редко поступает честно, — ответила она, и я смотрела, не в силах оторваться, как она прикусила мочку, как белые зубы прихватили кожу. — Оттолкни меня, — прошептала она в ухо Айви. — Не можешь. Ты — монстр, моя радость, и только я тебя люблю и буду любить. Крошка Бо-Пип потеряет своих овечек, когда они увидят, какая она внутри. Ты останешься одна, Айви. И только я буду тебя любить.
Я выдохнула, но потом пришлось вдохнуть вампирский запах, и стало еще хуже. Глаза закрылись, я чуть ли не качалась от боли, от нежелания здесь быть. Слишком поздно поняла я план Стриж. Она заставит Айви себя укусить, думая, что, если я увижу, как Айви рвет ей горло в неодолимом пароксизме жажды крови, я тогда ее брошу — или же это перейдет в секс с тем же результатом. Это было мерзко, это была не любовь, а манипуляция, включение у Айви инстинктов против ее воли. И Айви не могла это прекратить.
От тихих стонов Стриж, соблазняющей Айви, у меня в животе свернулся узел, и становился все туже, по мере того как разворачивались передо мной интимные моменты их прошлого. Предметы перед глазами расплывались, а я пыталась себя отделить от того, что происходило, но сочетание страха с феромонами вампиров разрывало поставленные разумом барьеры, и вдруг с внезапностью пощечины нахлынуло воспоминание о Кистене.
Я ахнула, удерживая дыхание, чувствуя, как становится пустым мое лицо. Я медленно опустилась по стене, вжалась в угол. Это было воспоминание не о Кистене, а о его убийце. Это было так близко к тому, что делала сейчас Стриж с Айви, что я вспомнила, как отбивалась сама.
Господи, подумала я, зажмуривая глаза, стараясь не дать воспоминанию развернуться, но не могла… не могла его остановить, и вот, сидя скрючившись у стены, — я вспомнила.
Убийца Кистена хотел силой вовлечь меня в кровавую оргию, как поступала сейчас Стриж с Айви. Задержав дыхание, я прижала руку к шее, а в сознание просачивалась память, как он играл с моим шрамом. Я помню, он прижимал меня к стене, зачаровав. Помню волны страсти, рождаемые легчайшими прикосновениями, страсти, смешанной с омерзением, отвращением — и желанием. Пальцы у этого вампира были шершавые, агрессивные, и я была в смятении. Сейчас звуки тяжелого дыхания Айви, ищущей в себе силы сказать «нет», породили воспоминания, как то же самое пытаюсь сделать я. Знакомые звуки, черт побери, до ужаса знакомые.
— Нет! — шептала Айви, и у меня губы тоже складывались в это слово. Я тоже тогда сказала нет, а потом умоляла его меня укусить, ненавидя себя за то, что извивалась от желания. Я снова чувствовала, как качается катер, ощущала спиной стену, вцеплялась руками в этого вампира, как вцепилась сейчас в свои колени.
У меня выступили слезы. Да, я умоляла, как сейчас уже готова умолять Айви.
И я вспомнила, что мне помешал Кистен. Вспомнила зрительно, как Кистен, в смятении, сам на себя непохожий, оттолкнул нас друг от друга, чтобы я снова обрела волю. Он это сделал, зная, что второй вампир снова прекратит его жизнь, но он так любил меня, что тень памяти об этом пробила барьер его первой смерти, и он принес эту жертву.
Во мне вскипел гнев, сметая жалость к себе, давя вызванный Стриж и Айви восторг, от которого стучал в висках пульс, проясняя мне зрение. Вскинув голову, я вытерла слезы, жалея, что не могу так же стереть осколки воспоминаний, но я знала, что теперь никогда этого не забуду. Я смотрела на Стриж и на Айви, и сердце у меня разрывалось от жалости к подруге, страдающей неимоверно лишь потому, что она такая как есть, и ее болевые точки так тесно привязаны к ее же сильным сторонам. Кистен спас меня — я могу спасти Айви.
Айви дрожала, полураскрыв губы, закрыв глаза, забыв, как произносится слово «нет», погружаясь в сладость, которую не могла отвергнуть. Торжество победителя читалось на лице Стриж, она ткнулась Айви в шею носом и глаза ее почернели от ощущения власти над Айви. Она возвышалась, сталкивая Айви вниз.
Я стиснула зубы, в памяти всплыл запах сырого цемента. Встала на ноги — во рту возник вкус холодного и сухого железа. Я шагнула вперед, сжав кулаки, потому что меня наполнила память — как я перебираю пальцами короткие черные волосы на чужом затылке. На затылке убийцы Кистена.
Стриж застонала, ахнула, выгнулась, вжимаясь в Айви, подстегивая ее, не видя ничего вокруг, не видя моего приближения.
Я чуть не опоздала. У Айви мокро заблестели клыки, давний жар сверкнул во мне от воспоминания, как они плавно в меня входят, смешивая боль и радость в нереальном приливе адреналина с эндорфинами. Дрожа, я втянула воздух.
— Прости меня, Айви! — прошептала я и ударила ее кулаком в живот.
Дыхание шумно вырвалось из нее, Айви пошатнулась, схватившись за живот, пытаясь вдохнуть.