Кратчайшее расстояние между Вольском и Камышином, ставшими крайними точками продвижения на саратовском направлении антибольшевистских сил (Народной армии в сентябре 1918 г. и войск Донской армии в октябре 1918 г.), – 258 километров, при характерном для Гражданской войны в России пространственном размахе совсем не много. Именно это подталкивало современников к вопросу: отчего антибольшевистские силы не объединили свои действия летом 1918 г.? Так или иначе, в отличие от громадных пространств Урала и Сибири, на которых советская власть пала летом 1918-го в считаные недели, в Поволжье так не случилось. Можно предполагать, что одним из решающих факторов оказались две сотни немецких колоний Самарской и Саратовской губерний, предусмотрительно организованные большевиками в первую «советскую» автономию. Колонии объективно являли собой национально солидарный хлебный край, который довольно аккуратно осуществил у себя революционные изменения и был склонен замкнуться в условиях развала и неопределенности в стране. В 1919 г. единственный раз был опубликован очерк Б. Пильняка «Не русский дух – не Русью пахнет», навеянный агитационной поездкой в Немкоммуну. Автору бросились в глаза совершенно не соответствовавшие окружающему революционному ритму основательность и обособленность немецкой волжской жизни: «Кругом революция, вокруг нас контрреволюция, – о чем я пишу, когда через контрреволюцию никуда, ни в какую Европу не попадешь?! Где это можно найти такой в России пароход, который отходил бы вовремя, такой народ, который бы не обалдел, спал бы после обеда и не то чтобы матершинил, а вообще не разговаривал?! А я вот нашел. Я – в трудовой коммуне немцев-колонистов Поволжья…» Показательно, что удивлялся литератор – сам русский немец по происхождению.
Российские немцы в последние десятилетия привлекали пристальный интерес исследователей. Между тем до известной степени в тени остается вопрос: насколько они в начале XX столетия «российские» и насколько «немцы»? Германские колонисты поколениями жили закрыто, чему способствовала и сословная обособленность. Отметим, что в период существования империй государи выполняли свои функции не только как правители, но и как носители цивилизационных векторов. Для мусульман, не только российских, была понятна фигура «белого царя». В домах австрийских славян бывали портреты российских императоров. Так же и российские немцы-колонисты понимали Германию как свою первую (или возможную) родину. Возглавлявший Саратовское охранное отделение А.П. Мартынов в гостях у чиновника по фамилии Шульце увидел привычный альбом с фотографиями и на первой странице, как полагается, портрет императора – однако же императора Вильгельма. Между тем этот чиновник занимал ответственную должность правителя дел губернаторской канцелярии56
.Подробности этого мироощущения могут стать предметом самостоятельного изучения. Долгое время сохранялось тяготение к сохранению двойного подданства. Колонисты, особенно из сравнительно недавних переселенцев, могли отправлять сыновей отбывать воинскую повинность именно в германскую армию, выводя их из-под присяги русскому императору и на будущее.
В условиях же государственного распада имперское пространство неизбежно создавало субъектов военно-политического участия как из чужих игроков, так и из своих, актуализирующих сословные, культурные, этнические и иные характеристики. Местничество и сепаратизм стали ведущей характеристикой революционной эпохи. Они стали оборотной стороной имперского и сословного устройства России.
Крушение Российской империи и общеевропейский революционный кризис давали простор для самых смелых империалистических или реваншистских проектов. Любые правительства, возникавшие на территории Российской империи, эвентуально или актуально могли становиться точками приложения сил Германии. Равно и сами молодые государственные образования пытались нащупать линии союзничества и поддержки. Период от Общедонского восстания мая 1918 г. до октября 1918 г. являет собой время возможностей выстраивания прогерманского военно-политического контура, в котором роль Саратова и волжских колонистов видится неизбежно значительной. В свою очередь, Советская Россия с начала марта 1918 г. до ноябрьского крушения Германии жила в логике Брестского договора, с одной стороны, и ожидания мировой революции, прежде всего в той же Германии – с другой.
В наиболее немецком Камышинском уезде были следующие округа колоний: Норкский, Сосновский, Каменский, Усть-Кулалинский, Иловлинский. Иловлинский – позднейший, он отчасти и будет захвачен интересующими нас событиями. В начале XX столетия до половины населения Камышинского уезда состояло из колонистов. Поволжские немцы почти исключительно оставались в орбите советского владычества. Это отличает их судьбу от судеб многочисленных колонистов Новороссии и Крыма.