Белая волчица

– Она родилась в Павловске, а жила в Гатчине. Там раньше была прописана. Кустареву стоило бы в паспортный стол обратиться, – сказал Одинцов.

Паспорт у Лены был подлинный, и жила она под своим собственным именем. Прежнее место ее прописки Максим пробил через паспортный стол.

А Кустарев узнал, как она жила до появления в Москве. Плохо, без отца. Мать замуж вышла, когда девчонке двенадцать лет исполнилось. Она уехала в Питер, в новую семью, а Лена осталась с бабушкой, которой теперь уже нет, умерла два года назад. У матери своя жизнь, дочь она вроде бы любит, но к себе не зовет. Да и отвыкла от нее Лена.

Поэтому и не вернулась она в родные края, когда сбежала от Аникеева. Квартиру здесь купила. Деньги у нее для этого были. Возможно, нажитые преступным путем.

Если так, то придется ее простить. Все равно ведь ничего не докажешь. Да и наживать врага в лице Кустарева майору не хотелось. Парень он хороший, надежный, в отличие от некоторых сильных мира сего за деньги не продается.

– А где живет?

Одинцов снова пожал плечами.

– Что-то темнишь ты, Максим Львович, – качая головой, проговорил Саньков.

– А зачем вам Лена?

– Правильный вопрос. Скажи-ка, ты Полоскова расколол?

– Хотелось бы.

Ситуация складывалась не очень хорошая, тревожная. Ворсобин не отказывался от своих показаний, шел на сотрудничество, но братва не дремала. Демона охраняли с усердием, но любая система имеет свойство давать слабину.

Вот если бы за ним присматривали бездушные роботы с запрограммированной инструкцией, тогда Одинцов мог бы спать спокойно, а людям он как-то не очень доверял. И злой умысел вмешаться может, и по разгильдяйству беды случаются.

Без Ворсобина Полоскова не прижмешь, и тот хорошо это понимает. Не станет Демона, и Штриха выпустят на свободу – сначала изменят меру пресечения, а потом и вовсе развалят дело. А Елецкий выйдет еще раньше. Лукомора за решеткой сейчас только показаниями Полоскова можно удержать.

– Так действуй!

– Не колется.

– Сыворотку правды используй.

– Шутите? – Одинцов удивленно глянул на полковника.

– Гипнотический взгляд задействуй, – заявил Саньков и усмехнулся. – Киршанову привлеки. Пусть она с ним поговорит.

Максим озадаченно провел рукой по лысине. Идея в принципе интересная, но не очень-то законная. Да и захочет ли Киршанова им помочь? Вдруг Кустарев не сможет ее уговорить? А она, судя по всему, баба нервная, с характером, как бы не начудила. Зря, конечно, Кустарев связался с ней, но раз уж вляпался, то любовь крутить должен осторожно, не перегибая палку.

– Это в ее интересах. Или ты думаешь, что Лукомор даст ей спокойно жить?.. Нет, ты так не считаешь, поэтому и спрятал ее.

– Я спрятал?

Саньков ехидно усмехнулся, покачивая головой. Полковник давал понять, что видит Максима насквозь.

– Лукомора дожать надо. Закончилось его время, хватит, пусть на пенсию отправляется.

– На пенсию? – повеселел Одинцов.

– А куда вора на заслуженный отдых отправляют?

Именно туда Максим и хотел пристроить Лукомора. Тюрьма для вора – и отчий дом, и мать родная, и даже пансион для престарелых.

– Мне нравится ваш юмор, Игорь Яковлевич. Ваша идея в принципе неплоха. Без вас бы я не решился, но если вы даете добро…

– Добро? Ну, скажем так, ты поставил меня в известность, а я не стал возражать, – проговорил Саньков и плутовато сощурил правый глаз.

– Хотя бы так.

– Вопросы есть?

– Есть.

Саньков нахмурил брови, учуяв подвох в насмешливом взгляде Максима.

– Если Лукомора не станет, кто его место займет?

– Закон его место займет. А мы с тобой этот закон блюсти будем.

– Понятно.

Максим заранее четко знал, что Саньков ни слова не скажет про Никиткина, который и претендовал на это свято место.

Утро, подъем, а просыпаться так не хочется. Глаза открываются с трудом, в голове каша, не понять, то ли утро начинается с работы, то ли она с него. Так было всегда, но только не сейчас.

Лена спала, свернувшись калачиком, спиной к нему, а он лежал на лопатках, скрестив запястья под затылком, и смотрел в потолок. На часах без четверти шесть, а сна ни в одном глазу.

Огорошил его вчера Одинцов. Без нажима, без уговоров так поставил перед фактом, что не отвертеться. И как Лене сказать? Она же ясно дала понять, что не хочет заниматься гипнозом. Да и Гриша не желал подвергать ее непомерным физическим и моральным нагрузкам. Выплеск энергии – это прежде всего удар по собственной психике. При этом еще и деформируется сознание, возникают сильные головные боли. Процесс очень сложный, наукой не изученный, возможно, опасный для жизни. И зачем он только согласился?

– Почему не спишь? – спросила Лена.

Она даже не шелохнулась, просыпаясь, и не повернулась к нему.

– Да не спится.

– Случилось что-то?

– Почему обязательно случилось?

– Значит, я угадала. Опять вы меня в чем-то подозреваете? – спросила Лена и вздохнула.

Он видел, как приподнялось ее хрупкое плечико. Еще ему показалось, что ее нежная кожа пошла мурашками. Он повернулся к ней, бережно укрыл ее по самый подбородок.