Белая ворона

— Агент «Мальчик». Араб из Иерусалима. Где вы откопали этого араба?

— В парке, сэр. Мы с ним разговорились, — насторожился Брэдшоу.

— Ах, разговорились! И о чем же?

— О евреях.

— Интересно. И что же он думает о евреях?

— Он их ненавидит, сэр,

— А нас?

— Не могу знать, сэр.

— А я знаю. Вот запись разговора Мальчика с его братом. «Англичане — круглые дураки, и на них можно заработать кучу денег» — и так далее. Кстати, сколько вы ему заплатили за прошлый месяц?

Брэдшоу почувствовал себя хуже, чем вчера, когда пришел такой паршивый прикуп.

— Пятнадцать фунтов, сэр.

Майор заглянул в папку и перевел взгляд на Брэдшоу.

— Простите, не расслышал. Сколько?

— Десять фунтов, сэр.

— А Мальчик сказал брату — три.

— Врет, мерзавец. Вы же знаете арабов, сэр.

— Знаю. И не только арабов, но и вас. Сколько вы проиграли вчера в клубе?

— Двадцать фунтов, сэр.

— Отдам под трибунал, — сказал майор, и от его тихого голоса Стива Брэдшоу прошиб холодный пот. — Напишу вашему отцу — и он лишит вас наследства.

— О, сэр! — задохнулся Брэдшоу. — Умоляю вас, только не это.

Майор положил папку в сейф, закрыл его и поменял шифр. Потом сел за стол и посмотрел на лейтенанта Брэдшоу. Кого только эти штатские хлюпики не понабирали в контрразведку!

— Слушайте меня внимательно, Брэдшоу. Даю вам две недели на вербовку надежного агента, который будет поставлять мне нужные сведения не за страх, а за совесть. И не за фиктивные суммы. Вы меня поняли? Действуйте. Мне нужно знать про арабов все.

x x x

В арабском отделе контрразведки лейтенанта Брэдшоу встретил его приятель Кеннет Барнс, который с отличием окончил филологический факультет Оксфорда, свободно владел древнегреческим, немецким, французским, древнееврейским и арабским языками и занимался арабской и еврейской прессой в Палестине.

— Был у майора? ~ ухмыльнулся Барнс, увидев кислую физиономию Брэдшоу.

— Откуда ты знаешь?

— Старик, мы же как-никак в контрразведке служим! — весело заржал Барнс. — С чем пожаловал?

— Мне нужно найти агента.

— Большое дело! Сходи в агентурный отдел, они тебе там подберут кого захочешь. Я их клиентуру знаю: парикмахеры, сутенеры…

— Да нет, — отмахнулся Брэдшоу. — Это все не то. Майору подавай рыбку покрупнее. И поумнее. Он хочет знать про арабов все, как он выразился. Значит, агент должен быть вхож в разные круги… В общем, сам понимаешь.

— И это можно, — Барнс пошарил на столе среди папок и газетных вырезок. — Вот. «Палестайн уикли». Смотри там, где отчеркнуто.

— Трумпельдор… Это что такое?

— Не «что такое», а «кто такой». Это — название пьесы о русском еврее, которого арабы убили в Галилее.

— Ну и что?

— А то, что эту пьесу написал араб из Хайфы по фамилии… — Барнс заглянул в вырезку. — Домет. Азиз Домет. Понял?

— Пока нет.

— Да, сообразительность — не твой конек, — опять беззлобно засмеялся Барнс. — Как раз этот Домет тебе и нужен. Он — писатель, а писатели вообще — народ податливый. Особенно те, кто разводят идеологию: этим деньги всегда нужны позарез. Я в Лондоне знал двух-трех таких, они у меня все время на пиво занимали.

Не слушая болтовню Барнса, Брэдшоу взял газетную вырезку, пошел в свой кабинет и начал читать.

«Господин Домет, так зовут одаренного драматурга, который написал пьесу „Йосеф Трумпельдор“, еще раз доказал, что им движут благородные стремления покончить с конфликтом между арабами и евреями, губительным для обеих сторон».

Брэдшоу подумал, что Барнс хоть и болтун, но хорошо разбирается в таких делах.

х х х

От радости Домет не находил себе места. Наконец-то! Его поняли, его оценили! Пусть эту заметку прочитает это ничтожество, этот Сильман, этот негодяй! Он посмел критиковать его пьесу. Все враги и завистники пусть прочитают, что написано в «Палестайн уикли»! Он снова бережно взял газету. «Образ героя, капитана Трумпельдора, написан очень правдиво. И шейх Абдар-Раиф, пожертвовавший жизнью ради своего друга-героя, — подлинный представитель арабского народа и выписан очень ярко. Да все персонажи, особенно Двора, выписаны рукой мастера. Драма, в которой истерзанную страну захлестывает горячее желание обрести былую славу, производит неизгладимое впечатление. Высокие идеалы, глубокие мысли, а главное, поиски истины — вот что отличает эту необычную пьесу. Нельзя не поздравить Палестину с ее выдающимся сыном, который отдает недюжинный талант на благо своей страны».

Домет не выдержал и побежал к газетному киоску. Стал поодаль и приготовился считать, сколько людей купит «Палестайн уикли» с такой замечательной статьей о нем. Никто не покупал. Тогда он спросил продавца, сколько газет сегодня купили. Продавец ответил: «Три». Разочарованный, Домет уже отошел от киоска, когда у него за спиной кто-то спросил по-английски:

— Не остался ли у вас номер «Палестайн уикли»? Там должна быть статья о замечательном драматурге Домете.

Домет резко обернулся и увидел респектабельного мужчину средних лет. Тот купил газету, развернул и прямо у киоска начал читать.

Домет не выдержал, подошел к незнакомцу и приподнял шляпу.

— Позвольте представиться, я — Азиз Домет.