Белая ворона

— В Багдад, — взмахнул куском лепешки Гроба.

— Послом? — уважительно спросил Домет.

— Если бы! Вице-консулом. Но работа интересная: я буду заниматься политическими вопросами в нашем консульстве. Так что мне нужен опытный секретарь и переводчик. По меньшей мере на год. Понимаете, куда я клоню?

— Так точно, герр майор, — радостно отчеканил Домет: в Багдаде он еще никогда не был.

— А раз понимаете, собирайте вещи. Я должен вернуться в Берлин для доклада, но в начале следующего месяца выезжаю в Багдад. Там и встретимся. По рукам?

Домет примчался домой, схватил Адель в охапку и начал целовать, чем крайне удивил ее.

— Что случилось, Азиз? С чего вдруг такие телячьи нежности? Ты нашел на улице кошелек с деньгами? — засыпала его вопросами Адель.

— Больше, чем кошелек с деньгами! Я нашел клад!

И Домет рассказал жене о встрече с майором Гробой и о его предложении. Адель пришла в восторг.

Было решено, что Азиз сначала поедет один, устроится на новом месте, будет присылать деньги, а потом, если все пойдет хорошо, вызовет Адель с Гизеллой.

Через две недели Домет уехал.

Если бы сказки «Тысяча и одна ночь» не были сказками, по небу на ковре-самолете Домет добрался бы до Багдада за полчаса. Но по земле на поезде нужно было из Хайфы доехать до городка Дера, там пересесть на поезд «Иерусалим-Дамаск», в Халебе сделать еще одну пересадку, доехать до иракского города Рас-эль-Аин, где кончаются железнодорожные пути, а оттуда еще два дня добираться до Багдада в грязном автобусе с выбитыми стеклами, да еще и пассажиров в нем как сельдей в бочке.

Одолженные у свекрови деньги Адель зашила мужу в подкладку пиджака, и он время от времени ощупывал, на месте ли они.

Домет чувствовал, что его жизнь начинается заново и пойдет совсем по другому пути.

Война, евреи, погромы — это все уже позади, а впереди… Дипломатическая карьера! Сама судьба послала Домету добрый знак: в день приезда в Багдад ему исполнилось сорок лет.

х х х

Немецкое консульство находилось на тихой тенистой улице, и весь штат, не считая майора Гробы, состоял из четырех человек: консула с лицом старого льва, его длинноногой секретарши-машинистки, болезненного вида бухгалтера и молодого делопроизводителя Зиги, стриженного под бокс, со срезанным подбородком и пустыми глазами.

Гроба представил Домета коллегам, рассказав им заранее о его славном боевом прошлом в рядах турецкой армии и о его преданности немецкому духу. Затем Гроба повел Домета на расположенную неподалеку служебную квартиру.

— В целях экономии будете жить вместе с Зиги, — сказал Гроба. — Устраивайтесь, обживайтесь. Завтра в консульстве выходной, так что на работу только послезавтра.

В темноватой четырехкомнатной квартире одну комнату занимал Зиги, во второй с окнами на заросший сад поселился Домет, третья была отведена под столовую, а четвертая — под гостиную.

Домет распаковал чемодан, принял душ, переоделся и пошел в город.

Багдад… Сказочный Багдад оказался задворками Ближнего Востока. Скученные мазанки, хибары со стенами из листов жести жмутся друг к другу, полуразвалившиеся остатки ворот могущественного Вавилона… Домет вспомнил своего «Валтасара». Неужто все это происходило здесь? А Тигр и правда широкая река.

Вдруг как из-под земли перед Дометом вырос пожилой человек и без тени заискивания сказал:

— Если господин хочет, я могу провести его по следам Багдадского вора. Это будет очень интересная экскурсия.

Домет посмотрел на него внимательно. Чисто выбритое лицо, умные глаза, пиджак явно с чужого плеча и рваные сандалии, но во всем облике чувствуется достоинство.

— Благодарю вас, — сказал Домет, — к сожалению, у меня другие планы.

Еле отвязавшись от целого роя голодных мальчишек, просивших милостыню, Домет пошел на базар. Знакомство с городом он всегда начинал с базара: базар — душа города. Там слышны его подлинные голоса, там чужестранец чувствует себя не таким чужим.

— Господин хочет хорошее место на «Семь повешенных»? — подошел к Домету разбитной юнец.

— Что еще за «повешенные»? — удивился Домет.

— Так у нас называют ежегодное состязание поэтов, — обрадовался юнец чужестранцу. — Они читают свои стихи, а потом семь лучших стихотворений развешивают по всему базару, и люди заучивают их наизусть.

— А людей у вас вешают? — спросил Домет.

Парень посмотрел на него с явным сожалением.

— Конечно, вешают. Но разве это может сравниться с состязанием поэтов?

Домет дал парню несколько мелких монет и получил какое-то подобие билетика на «Семь повешенных».

— Состязание состоится завтра, вон на той площади, в шесть вечера, — сказал юнец.

Когда Домет назавтра пришел в назначенный час на базарную площадь, все, а не только хорошие, места уже были заняты. Одни слушатели с комфортом устроились на балконах соседних домов, другие — на крышах, третьи — на могучих пальмах.