Белая ворона

— А разве мы не о ней говорим? — сказал с места Голданский. — Я не согласен с господином Дометом. Я, правда, на Востоке не был, но никакая это не этнография, а замечательный роман.

— Вы искажаете мое выступление, — парировал Домет, косясь в сторону Лины, но ее спина не выражала ничего хорошего. — Я сказал, что это — интересная книга и готов повторить. А этнография — не оскорбление. Ассад-бей досконально знает предмет. Просто по отрывкам трудно судить о книге в целом. Вполне может быть, что я поторопился.

Лина повернулась к Домету и наградила улыбкой раскаявшегося грешника.

6

На следующий день Домет набрал Линин номер, приготовившись извиняться за свое выступление, но услышал:

— Боже, Азиз, как хорошо, что вы позвонили. Приезжайте скорей, а не то я наложу на себя руки.

— Что случилось? Лина, вы плачете?

— Азиз, дорогой, приезжайте скорее. Я одна. Мне плохо.

Домет бросился из дому, по дороге купил бутылку водки, букет фиалок и помчался к Лине.

Дом обшарпанный, в подъезде чем-то воняет да еще в лифте вместо кнопки нужного ему четвертого этажа торчит спичка.

Лина встретила его в поношенном домашнем платье, с опухшими от слез глазами. Извинившись, она ушла в ванную.

Комната напоминала ту, что Лина снимала в Тель-Авиве. Похожая кровать с шарами, которую он столько раз вспоминал. За ней — буфет, шкафчик, две полки с книгами. Правда, вещи теперь висят не за занавеской, а в платяном шкафу. Наверно, хозяйский. На столике у окна — подержанная пишущая машинка, рядом — два ободранных стула, на одном из них — папка для бумаг, в углу — некое подобие кухни: примус, тарелки, кастрюля.

— Вот мои апартаменты, — сказала Лина, выйдя из ванной уже с подкрашенными губами и в другом платье.

— Это вам, — Домет протянул Лине фиалки.

— Как мило, — Лина чмокнула Домета в щеку и понюхала фиалки. — Пахнут Россией.

— Я еще и водку принес, — сказал Домет.

— Ах, так не только я, вы тоже читаете мысли. Ужасно хочется выпить. Снимите машинку со столика, она тяжелая.

Домет снял машинку, и Лина поставила бутылку, два стакана и нарезанный хлеб.

— Вы уж извините, Азиз, деньги кончились. Давно заказов не было.

— Каких заказов?

— На перепечатку. Я ведь перепечаткой зарабатываю на жизнь.

— А что, разве Ассад-бей вам не помогает?

Лина заплакала.

— Простите меня, — Домет нежно погладил ее по волосам. — Может, вам лучше выпить?

Лина налила себе полстакана водки и выпила. Потом взяла ломтик хлеба, понюхала и положила на тарелку. — А вы почему не пьете, Азиз?

— Не обижайтесь, я так рано не могу пить.

— А мы, русские, в любое время — пожалуйста.

Лина налила себе еще водки.

— Да скажите же, что случилось.

— Он опять уехал.

— Куда?

— В Вену. К своей баронессе. — Лина выпила. — Задушила бы ее. Гадина! Купила себе мальчика. И ведь не грымза какая-нибудь, а красивая женщина.

— Вы ее видели?

— Нет. Левушка фотографию показывал. С дарственной надписью: «Ассад-бею от Курбан Саида».

— А кто такой Курбан Саид?

— Она. Это — ее псевдоним.

— Она тоже писательница?

— Да.

— Так, может, они просто вдвоем пишут, и вы напрасно ревнуете.

— Вы меня хотите утешить?

— Хочу. А может, она — меценат и помогает Ассад-бею издавать книги.

— А костюмы и даже одеколон она ему покупает тоже как меценат? Хоть бы один цветочек он мне подарил! Вот как вы.

— Он — не я, а я — не он, Лина. Он вас не любит, а я…

— Ой, Азиз, Азиз, за что мне такое? — Лина раскачивалась на стуле, держась за голову.

— Лина, вам плохо, прилягте.

Домет довел Лину до кровати, она плюхнулась на нее и уснула. Он укрыл ее одеялом и прошелся по комнате.

Идиотское положение. Вдвоем с женщиной, а она спит пьяная. Называется, на свидание пришел. Домет взял фиалки, поставил в воду, сел и раскрыл папку.

«Агония Востока», начисто перепечатанная Линой. Домет посмотрел на спящую Лину и начал читать.

Вдруг Домет понял, что во время читки в салоне не уловил самого главного: при чем тут агония Востока? Ассад-бей написал не о Востоке, а о любви! Такой же горячей, как у Ромео и Джульетты. Как он такое придумал?! Вместо Ромео — мусульманин, вместо Джульетты — христианка, вместо Вероны — Баку, вместо Монтекки — Ширванширы, вместо Капулетти — Кипиани. Но концовка другая: Али и Нино поженились, у них родилась дочь, и лишь потом из-за раздела Кавказа их жизнь пошла под откос. А ведь сразу не поймешь, что роман о любви. И страниц-то всего ничего, а впечатление, что прочел толстую книгу.

Домет убрал рукопись в папку, снял со столика посуду и поставил на него машинку.

Ассад-бей не только гений, но и хитрец: его родина не весь мир, а Баку. Такой роман может написать только тот, кто оттуда никуда не уезжал, даже уехав в другие страны. Кто же этот Ассад-бей на самом деле? Не араб. Не немец. Не русский.

Домет посмотрел на часы. Надо было ехать в министерство, пока его не хватился майор Гроба. Он вырвал из блокнота листок бумаги и достал авторучку.

«Дорогая, любимая Лина, пожалуйста, не сердитесь на меня. Умоляю, примите эти деньги от вашего самого искреннего друга. Азиз».

Домет вынул сто марок, завернул их в записку и положил на столик рядом с машинкой.

x x x