Читаем Белая ворона. Повесть моей матери полностью

– Это для отчёта на страшном суде – отвечала я. – Когда Бог призовёт всех к ответу, он спросит у меня, почему я, видя, как мерзко устроена наша медицина, однако, трудилась в ней 30 лет, получая деньги за свою работу. Я отвечу, что трудилась через силу, и даже не смогла доработать до пенсии, и даже ушла досрочно.

Бог возразит мне:

– Но ведь только двадцать дней не доработала.

– Тогда я предъявлю ему свою трудовую книжку и покажу ему запись на другой странице, и он увидит, что я не работала почти два года, питаясь травой, кореньями и ягодами. Об этом следующая глава.

16. Крыша поехала.

Когда началась перестройка – раздолье для аферистов и хапуг, стало всем, и медикам в том числе, ещё тяжелее жить. Каждый искал свою нишу в новых условиях. К власти лезли, расталкивая локтями, сильные, активные люди, любящие власть, деньги и привилегии. Таковых в нашем коллективе, называемым Филиалом Љ1 ЦРБ г. Кинешмы, не оказалось. В качестве заведующего Поликлиникой нам прислали психиатра Чернявского Александра Гавриловича – олицетворение бюрократизма и глубокого равнодушия к больным, плоть от плоти, кровь от крови нового времени. Наверное, он был самым исполнительным промежуточным звеном между властью и врачами, доводя до коллектива реализацию всех постановлений и приказов. Кроме этого, он часто отлучался в Москву, где обучался психотерапии по какой-то американской методике. В дальнейшем, получив звание магистра каких-то наук, он занялся платным лечением больных. Кроме этого, он был подростковым врачом и играл большую роль в определении годности или негодности подростков к служению в армии.

Когда он вошёл в мой кабинет, я, как и много лет назад, увидев Тоню, жену сына, почувствовала то же самое: как будто кто-то мягко толкнул меня в грудь. Конечно, внешность его была отталкивающей: тяжёлая, выступающая, как у преступников, нижняя челюсть; тяжёлый пристальный взгляд из-под нависающего над глазами выпуклого лба; лысая голова. Но дело было всё-таки не во внешности; мало ли уродов я видела, но никаких толчков от этого не чувствовала. Он был безобразен изнутри.

Начало его деятельности ознаменовалось тем, что вдруг стали пропадать бесплатные путёвки в Ивановскую Сосневскую бальнеолечебницу, перестали поступать дефицитные лекарства, отпускаемые ранее регулярно на наш филиал. До появления заведующего наблюдать очередь на дефицит коллеги доверили мне, и я честно вела наблюдение. Каждый пациент знал, в каком месяце ему надо брать отпуск для лечения в Сосневе. Все тяжёлые больные получали дефицитное лекарство – церебролизин в порядке очереди. Но всё нарушилось с приходом Чернявского. Он, не мигая, глядя прямо в мои зрачки, лгал о том, что путёвок в Соснево на наш филиал в настоящее время не отпускают, и при этом чернил заслуженного врача, заведующую центральной поликлиникой Захарову Лидию Ильиничну, уверяя, что у неё плохо с головой, и от старости у неё снизилась память. Лидия Ильинична говорила противоположное, что теперь все дефицитные лекарства получает наш заведующий Чернявский, и я должна спрашивать с него.

Дефицитом пользовались спекулянты: если в аптеке коробка церебролизина стоила 70 копеек, то мои больные покупали её уже за 100 рублей и не выдавали своих "благодетелей". Лекарство действительно было очень эффективным при лечении больных с параличами, и больные не жалели никаких средств, чтобы достать его. Один больной продал последнее пальто и не выходил больше на улицу, чтобы приобрести коробку церебролизина. Так как я следила за очерёдностью на лечение в Соснево и на получение церебролизина, то больные от терапевтов шли ко мне, и я записывала их в порядке очереди в свой журнал. В это время одна женщина, не пожелавшая ждать своей очереди несколько месяцев, предложила мне взятку. Я удивилась такой наглости и долго убеждала её, что и те, которые ждут своей очереди, такие же люди, как она, а болеют даже тяжелее, чем она. Я уже месяц ходила к Чернявскому, ожидая путёвки для другой больной, которая всё ещё не брала отпуск, необходимый для лечения. Я звонила в Соснево, звонила Захаровой Л. И., но она уже трубку бросала, не понимая, зачем я пристаю к ней, если у нас есть свой заведующий. И тут я узнала, что женщина, предлагающая мне взятку, легко получила путёвку в Соснево у Чернявского, а терапевт Юрова Нина Ивановна заполнила её, считая, что путёвка горящая, и любительница получать всё без очереди уже лечилась в Сосневе.

Та же история происходила и с церебролизином. В тот месяц мои тяжело больные так и не дождались церебролизина, а в соседнем процедурном кабинете его получали больные, которые никогда не стояли в очереди, и которым он был даже не показан.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги